Частное расследование
Шрифт:
«Три месяца, от силы полгода — и все они переползут опять к вершинам, — понимал Кассарин, водя по ним прицелом психотрона. — Так пусть они тогда простят, отпустят… Всех. Не добивать поверженных… Крючкова тоже пусть отпустят… И Язова… И всех, всех, всех… Пускай на вас хоть это, на козлов, снизойдет…»
— Василь Васильевич! — Чудных койнулся плеча Кассарина. — Смотрите, «Витамин» перегревается! Отрубится! Вода нужна, для охлаждения.
— А? Да. — Кассарин оглянулся на Чудных. — Вода… Воды-то нет, ведь все отключено! Беги-ка вниз, — ты! Я один управлюсь…
— Василь Васильевич, да как же вы один?
— Да он же на автомате! А я за автомат… Часы-то с гравировкой… Именные… В Афгане… В восемьдесят третьем… Беги быстрей!
— А вы пока — потише!
— Хорошо! Я уже убавил. Давай, давай! — махнул рукой Кассарин. Он видел, что на мосту через Москву-реку уже скопились любопытные, ожидающие с нетерпением близкой развязки.
По «Белому дому» прямой наводкой начали бить танки…
…Командир танка Т-80 (башенный номер 031, тактический — 132) старший лейтенант Горячих Илья Владимирович получил приказ командира взвода «беглым, по очагам сопротивления, огонь».
На размышление и наводку у него оставалось не более трех-четырех секунд.
Пушка танка, подчиняющаяся электронному стабилизатору, связанному с сельсинами и гидроусилителем, безо всякой натуги сама как бы собой поплыла по воздуху вверх и вращаясь: вместе с башней и вместе с ним, припавшим к триплексу панорамы прицела…
Перед глазами плыли окна— на ослепительно белой, слепящей стене Дома Советов. Оставалось немного, лишь выбрать точку остановки движения, зафиксировав перекрестье прицела там, на стене, или на одном из окон, за бликующими стеклами которых прячутся очаги сопротивления — кому? Да ей, такой неокрепшей демократии-
Простое дело, казалось бы, но старший лейтенант Илья Горячих был в этом деле не мастак. Чинить автомобиль, допустим, — это запросто, разбуди хоть ночью. Но убивать людей за демократию за неокрепшую, Илюша не умел и не учился…
Его учили с детства другому. Мама Таня, папа Володя, дедушка Ваня и бабушка Маруся его учили, что, например, мыть ноги перед сном и чистить зубы ради победы молодой демократии — это хорошо, а отрывать живым жукам лапы (ради победы еще не окрепшей демократии) или кидать камнями в старую больную собаку ради ее укрепления (демократии, а не собаки, конечно) — это совсем не годится…
Сам не заметив как, старший лейтенант И. В. Горячих поднял крест прицельной планки почти до крыши, до уреза огня, бушевавшего во всю силу на верхних этажах. Там, в этом пламени, в клубящейся плазме, выплевываемой из окон вверх черно-красными протуберанцами, людей уже быть не могло.
— Фугасным…
— Заряжай!
— Выстрел!
Легло чуть ниже — на этаж.
«Ну, ничего, — решил Илюша. — Там тоже из живых хрен ночевал…»
…Внизу быстро промелькнули дурацкие коробки Нового Арбата…
— Все! Опоздали! Кассарин мертв! — перекрывая рев винта, Грамов склонился к самому уху Турецкого. — И «Витамина С» не существует больше… Чудных? Уцелел! Почему-то. Летим, летим! — Грамов махнул рукой, адресуясь к пилоту.
— Откуда вы знаете про «Витамин»?! — крикнул Турецкий Грамову в ухо.
— Это была часть меня самого! — крикнул Грамов в ответ.
Чудных едва не умер, взбежав без остановки назад, на самый верх.
И замер вдруг как вкопанный.
Лестница закончилась. Здание закончилось. Перед ним были руины, хаос, фрагмент из фильма ужасов.
Там, где должен был быть Василий Васильевич с «Витамином С», было теперь просто пространство, ограниченное сверху покосившимися плитами перекрытия, а снизу — грудой щебенки и арматуры вперемешку с десятком горящих автопокрышек, провалившихся сверху, сквозь развороченное перекрытие-
Справа, вместо стены и окна, было светло-голубое, до белизны почти, небо с кусочком высотного здания: гостиница «Украина».
Слева, вместо коридора и конференц-зала, было опять-таки небо, но темное, густо-голубое, также с кусочком высотного здания: площадь Восстания…
Полиэтиленовый пакет с водой, который Чудных еле донес, теперь был абсолютно никому не нужен.
— Ну что? — хлопнул его кто-то сзади по плечу: — Ловить здесь нечего!
Чудных оглянулся. Сзади стоял молодой подтянутый парень в какой-то странной форме: со стилизованной свастикой на рукаве.
— Пора смываться, — парень указал вниз, в провал, в глубины. — Что стоишь? — парень потряс Чудных.
Чудных стоял как завороженный.
— Проснись. Очнись… Ну? Пошли-ка с нами! За мной!
Не отвечая, Чудных выпустил из рук пакет с водой и, проследив, как тот полетел сквозь развороченные перекрытия и чмокнулся этажом ниже об горящую покрышку, молча пошел вниз — за человеком со свастикой на рукаве.
Они кружили вокруг «Белого дома», рискуя получить снизу струю крупнокалиберного свинца.
— Чудных не вижу… — Грамов явно нервничал. — Он как сквозь землю провалился. Нет-нет, живой-то он живой…
Время исчезло. Борис Чудных не знал, сколько часов он уже шагал по Нижнему Городу, переходя из одной сети подземных коммуникаций в другую… Где-то около одиннадцати он вместе с этими странными людьми со свастикой на рукавах спустился в бездонные подвалы «Белого дома» и пошел в кромешной тьме по бесконечным бетонным туннелям. Впереди маячил тусклый луч фонаря; его отблески едва освещали черную чавкающую грязь под ногами. Раз пять за эти длинные часы нога Бориса наступала во мраке на что-то мягкое, податливое… В такие моменты он не решался опустить взгляд вниз, успокаивая себя тем, что это, наверное, трупы крыс… Пожалуй, так оно и было, кроме одного случая, когда ему пришлось наступить на что-то мягкое два раза подряд: сначала левой ногой, а затем и правой… «Очень большая крыса», — подумал Борис, стараясь не тревожить свое сознание.