Частное расследование

Келлерман Джонатан

Мне пришлось сломать ему запястье, чтобы пальцы разжались.

Я сунул пульт в карман, не спуская глаз с Гэбни. Он лежал на полу, держался за запястье и плакал.

Женщины продолжали судорожно дергаться еще очень долго.

Я выключил аппаратуру из сети, оборвал электрические провода и связал ими руки и ноги Гэбни. Убедившись, что он обездвижен, я занялся женщинами.

36

Я запер Гэбни в сарае, перевел Джину и Урсулу в дом, укрыл их одеялами

и заставил Урсулу выпить немного яблочного сока, который я нашел в холодильнике среди прочих запасов. Книги по выживанию на кухонной полке. Винтовка и дробовик над столом. Швейцарский армейский нож, целая коробка шприцев и медикаментов. Профессор готовился к дальнему рейсу.

Я позвонил в службу спасения по 911, потом заказал срочный разговор со Сьюзан Лафамилья. Она с поразительной быстротой оправилась от ужаса, снова превратилась в знающего свое дело профессионала, записала несколько ключевых деталей и сказала мне, что остальное берет на себя.

Через полчаса прибыли медики, сопровождаемые четырьмя машинами службы шерифа из округа Санта-Барбара. В ожидании их приезда я нашел записи Гэбни, причем это не потребовало с моей стороны особенного напряжения детективных способностей, потому что он оставил с полдюжины тетрадей на столе в столовой. Но больше двух страниц я не выдержал.

Следующую пару часов я провел в беседе с двумя сурового вида людьми в форме. Сьюзан Лафамилья приехала в компании с молодым человеком, одетым в костюм оливкового цвета от Хьюго Босса при галстуке «ретро», перекинулась несколькими словами с полицейскими и вызволила меня. Мистер Модник оказался одним из ее партнеров — имени его я так и не узнал. Он повел мою машину, а Сьюзан повезла меня домой на своем «ягуаре». Она ни о чем меня не спрашивала, и я заснул, довольный тем, что оказался в роли пассажира.

* * *

Я пропустил назначенную на следующее утро на десять часов встречу с Мелиссой, но не потому, что проспал. В шесть я был уже на ногах и наблюдал за тем, как новорожденные рыбки размером с острицу бойко снуют в пруду. К половине десятого прибыл в Сассекс-Ноул. Ворота были открыты, но дверь никто не открыл.

Я заметил одного из сыновей Хернандеса, который прореживал плющ недалеко от наружной стены усадьбы, и спросил его, где Джина. В какой-то больнице в Санта-Барбаре, ответил он. Нет, он не знает, в какой именно.

Я поверил ему, но все ж еще раз попробовал дверь.

Когда я отъезжал, он грустно взглянул на меня. Но, возможно, то была не грусть, а жалость — из-за моего маловерия.

* * *

Я уже стал выезжать на улицу, когда заметил, что с юга приближается коричневый «шевроле». Он ехал так медленно, что казался стоящим на месте. Я сдал назад и остановился, и как только он притормозил на въезде, уже был тут как тут, у окна водителя, и приветствовал испуганно глядевшую на меня Бетель Друкер.

— Извините, — пробормотала она и включила заднюю скорость.

— Нет, — сказал я, — прошу вас, не уезжайте. Дома никого нет, но мне нужно с вами поговорить.

— Говорить не о чем.

— Тогда зачем вы здесь?

— Не знаю. — На ней было простое коричневое платье, какая-то бижутерия и очень мало косметики. Ее фигура отказывалась подчиняться ограничениям. Но я не испытывал удовольствия при взгляде на нее. Думаю, ко мне еще не скоро вернется радость созерцания. — Правда не знаю, — повторила она. Ее рука оставалась все это время на рукоятке коробки передач.

— Вы приехали, чтобы выразить свое уважение этой семье. Очень достойный поступок с вашей стороны.

Она посмотрела на меня так, будто я говорил на неведомых ей языках. Я обошел вокруг капота и уселся на сиденье рядом с ней.

Она хотела было возразить, но потом с легкостью, говорившей о выработанной за многие годы — за целую жизнь — привычке к молчаливому согласию и приятию, ее лицо приняло выражение покорности судьбе.

— О чем вы хотите говорить?

— Вы знаете, что случилось?

Она кивнула.

— Ноэль мне сказал.

— Где сейчас Ноэль?

— Поехал с утра туда. Чтобы быть с ними.

Недосказанными остались слова «как обычно».

Я сказал:

— Он замечательный мальчик — вы прекрасно его воспитали.

Ее лицо дрогнуло.

— Он такой ужасно толковый, что иногда кажется, будто это не мой сын. Мне повезло, что я помню эту боль — когда выпихивала его наружу. Если посмотреть, так и не подумаешь, что он родился таким крупным. Почти четыре килограмма. Пятьдесят восемь сантиметров. Мне сказали, он будет играть в футбол. Никто не знал, какой он будет толковый.

— Он собирается учиться в Гарварде?

— Он не говорит мне всего, что собирается делать. А теперь, с вашего позволения, мне надо ехать; надо там убраться.

— В «Кружке»?

— Это единственный дом, который пока у меня есть.

— Дон собирается открыть ресторан в скором будущем?

Она пожала плечами.

— Он тоже не говорит мне о своих планах. Я просто хочу там убраться. Пока грязь не накопилась.

— Ладно, — сказал я. — Можно, я задам вам один вопрос — очень личный?

Ее глаза наполнились слезами.

— Это простой вопрос, Бетель.

— Конечно. Валяйте — да и какая разница? Говорю, танцую, позирую — каждый получает от меня то, что ему надо.

— Не знал, что вы работали фотомоделью, — солгал я.

— А как же! Ха! Конечно, я была известной, знаменитой манекенщицей. Со всем этим. — Она провела руками по груди и засмеялась. — Да, я была довольно хороша — как и Джина. Мы с ней были одного сорта. Только на меня приходили смотреть совсем не дамы, желающие купить платье.