Частный детектив Илья Муров
Шрифт:
– Ограничение прав и свобод лиц, страдающих психическими расстройствами, только на основании психиатрического диагноза, фактов нахождения под диспансерным наблюдением в психиатрическом стационаре либо в психоневрологическом учреждении для социального обеспечения или специального обучения не допускается. Должностные лица, виновные в подобных нарушениях, несут ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации и республик в составе Российской Федерации. Закон Российской Федерации о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании. Статья 5, часть третья.
–
– Гражданин при оказании ему психиатрической помощи вправе пригласить по своему выбору представителя защиты своих прав и законных интересов, – продолжал просвещать присутствующих Лукоморьенко ровным, слабым, но при этом весьма членораздельным голосом. – Защиту прав и законных интересов гражданина при оказании ему психиатрической помощи может осуществлять адвокат. Администрация учреждения, оказывающего психиатрическую помощь, обеспечивает возможность приглашения адвоката…
Говорящий умолк, убаюканный собственными интонациями, вернее, одной-единственной интонацией, а именно той самой, с какой во всем юридическом мире принято произносить подобные речи.
– Умаялся, бедняга, – пробормотал сердобольный санитар, спохватился, подобрался, виновато захлопал глазами, преданно уставясь на начальство.
– Как-то странно вовремя он у тебя, Фархат, умаялся, – усмехнулся заведующий. – Аккурат в том месте, где дальше говорится о неотложных случаях, когда больной представляет опасность для себя и окружающих…
– Да, да, действительно странно, очень странно, даже подозрительно, – подхватила свита.
– Что «да-да»? – не приняло поддержки начальство. – Я все еще жду ответа на свой вопрос. Адвокат?
– Маклер.
– Какой еще маклер? Из тех, что в бильярдных на подхвате?
– Ну вот, – оживился Гультяев, – маркёра от маклера отличить не умеют, а психа от нормального – запросто!
– Еще одно слово, Гультяев, и вы сведете близкое знакомство с кляпом! – отрезал доктор Пократов и вновь требовательно обернулся к свите.
– Обычный биржевой маклер, Григорий Иванович.
– А по образованию кто, юрист?
– Экономист.
– Та-ак, – не стал скрывать своей озадаченности заведующий. – Травма закрытая? Так я и думал. Обстоятельства получения?
– Укус паука, – прочитал вслух ординатор.
– Значит, инфекционная энцефалопатия. Спрашивается, кто и зачем его сюда к черепно-мозговым поместил. И вообще, причем тут наше отделение, когда место ему в инфекционном…
– Совершенно верно, – поспешил согласиться ординатор, но затем, видимо, что-то припомнив, пошелестел историей болезни и, сперва неуверенно, но по ходу чтения все более укрепляясь в своем праве, доложил следующее.
– И все же, Григорий Иванович, у него типичное закрытое черепно-мозговое повреждение, получено в результате соприкосновения нефиксированной головы с отвесно падавшим предметом, предположительно, кирпичом. Далее все как полагается: коммоционный синдром…
– Тогда причем тут укус паука?
– Согласно анамнезу, эта травма явилась прямым следствием укуса паука, каковому пострадавший подвергся ровно за три недели до означенного события, то есть получения черепно-мозгового повреждения…
Оторвавшись от бумажек и заметив, что недоумение начальства вот-вот перейдет в мучительную стадию резолюций и оргвыводов, ординатор своими словами с просительными интонациями пояснил:
– Понимаете, Григорий Иванович, примета есть такая: если на кого сел паук, тот разбогатеет. А на этого больного паук не только сел, но еще и укусил, а чем такая примета чревата, как выяснилось, никто не в курсе. Он утверждает, что за тот промежуток времени, который прошел между укусом паука и столкновением с кирпичом, успел обратиться за разъяснениями данного феномена не только к гадалкам, хиромантам и астрологам, но даже в Академию Наук не побоялся сунуться. И представляете, никто, решительно ни один из знатоков этих дел не смог сказать ему внятно и доказательно, какие перспективы эта новоявленная примета ему сулит. Вот и получается, что укус паука ведет прямым ходом к закрытой черепно-мозговой травме…
– Получается, голубчик, совершенно другое. Получается, что и этого маклера и того, кто записал в историю болезни весь этот бред, следовало немедленно отправить в шестую палату!
– Это не я писал, Григорий Иванович.
– А кто?
– Интерн Крамольников…
– Диплома этому Крамольникову не видать как своих ушей! Хотя… – Заведующий раздумчиво потер рукой подбородок. – Что он там нес о своих попранных правах и ущемленных интересах?
– Что-то про ограничение прав и свобод больных, страдающих психическими отклонениями…
– Вот-вот! Он самый! Симптом кверулянтства…
– Очень может быть, – немедленно поддержал версию начальства ординатор Манчигонов. – Сам я, правда, на ПТСР грешил, а сейчас вижу, что неправ – чистой воды кверулянтство!
Но не одни только эскулапы, не обращая внимания на больных, вовсю совещались, соря специальной терминологией и врачебными тайнами. Больные тоже не отставали от своих целителей, правда, делали это с некоторой опаской, обходясь по мере возможности намеками, полунамеками и красноречивыми жестами, самого, подчас, распохабного содержания. Как раз к описанному моменту их совещание было благополучно завершено: общая линия поведения согласована, список претензий и ультиматумов единогласно принят. И как только Атиков приступил к молитве, прося Господа о ниспослании победы в предстоящем столкновении антагонистических интересов лечащих и лечимых, так Гультяев отверз уста свои для целого ряда важных сообщений.
– Мы требуем, – начал он звучным мартинлютеровским голосом, – во-первых, адвоката, согласно Конституции Российской Федерации. Во-вторых, мы настаиваем на нашем праве быть в курсе всех событий и сплетен, терзающих читателей газет, глотателей пустот, пожирателей телеэкранов и потребителей радиобреда. В-третьих, мы желаем полного и безоговорочного разрешения на чтение художественной литературы, причем не только классической, но и детективной, приключенческой, эротической и религиозной. В-четвертых, мы настаиваем на предоставлении обитателям нашей черепно-мозговой палаты таких же прав и свобод, какими пользуются обитатели 15-й тазобедренной, у которых есть не только доступ к телевизору, но даже компьютеры. Почему одним можно всё, а другим только речи Брежнева?