Частный детектив Илья Муров
Шрифт:
– Ничего такого я в протоколе не изображал, – возразил дознаватель и для вящей убедительности захлопнул папку и запер ее на кнопочку. – Мы знаем о трупе только то, что он мертв. И больше ничего, к сожалению. Пока…
Наш отставник чуть не расцеловал милиционера за такие слова, словно специально позаимствованные им из какого-нибудь крутого боевика, повествующего о подвигах Шелла Скотта или Дэйва Феннера. Однако сдержался и продолжил:
– Тело это может быть трупом безвестного бомжа с такой же вероятностью, как и трупом другого человека, например, из числа лиц, пропавших без вести…
– Послушайте,
Между тем гражданин Муравушкин, не дожидаясь вопросов, вытащил из кармана несколько блокнотных листков, испещренных ровными и ясными письменами.
– Здесь все изложено точно и последовательно. Когда я обнаружил труп, в каком состоянии, что заметил, что предпринял и какой разговор имел со свидетельницей Кулешовой О.Г. Я понимаю, копам не нравится, когда их работу выполняют любители – как они нас, частных детективов, называют…
– Кому-кому не нравится? – попытался кто-то с соседних столов озадачиться, однако получилось это у него неважно, поэтому Муров не отвлекся, не сбился, но закруглил фразу и положил листки своих показаний, скрепленные собственноручной подписью, рядышком с сиротливой сторублевкой. Закругление звучало так:
– Но я вам не мешаю, напротив, прошу вас заняться вашим делом – расследовать обстоятельства смерти этого несчастного «лжеподснежника». Со своей стороны обещаю не только не препятствовать следствию, но всячески помогать ему. Причем бесплатно, на общественных, так сказать, началах…
Дознаватель принужденно откашлялся, взял листки, пробежался по ним глазами, еще раз кашлянул и, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, произнес:
– Эти показания не имеют свидетельской ценности. Я не могу приобщить их к делу. На все есть общепризнанная форма, которую я не имею права нарушать…
– Я понимаю и обиды не держу – покладисто согласился Илья Алексеевич. – Можете вызвать стенографистку, я продиктую свои показания по всей форме, она расшифрует, отпечатает, я подпишу…
Кто-то из присутствующих, не удержавшись, хихикнул, но понимания не нашел, даже напротив: «у, провокатор!» – сказали ему неодобрительные взоры остальных – «и так сидим, крепимся из последних сил а ты – хихочки»… «Провокатор», якобы смутившись, исчез за дверью, благо сидел неподалеку от нее.
– Стенографистка в декрете, – терпеливо объяснил протоколист. – Так что придется нам с вами, гражданин Муравушкин, по-старинке в вопросы-ответы поиграть. Я спрашиваю, вы неторопливо и обстоятельно отвечаете. Или предпочитаете и дальше ваньку валять?
– Послушайте, товарищ…
– Старший лейтенант Стеблов.
– Тем более – уже старший лейтенант, на руках у вас нераскрытое убийство, а вы предлагаете мне в какие-то игры играть. Послушайте моего совета: если вас, как сыщика, мучат сомнения, то вам остается одно – действовать! Только действием можно развеять сомнения. Отработайте для начала личную жизнь трупа…
– Ой, дядя, – заржал кто-то из присутствующих, – окстись! Какая может быть личная жизнь у трупа?
Муров обернулся на ржание, заметил новое лицо, очевидно, только что вошедшее, быстро проанализировал наружность (сопатка толстомордая, глазки маленькие, хитренькие, одет небрежно, но удобно, повадки нагловатые, в одном ухе электронный усилитель звука, на вид лет тридцати пяти), определил профессиональную принадлежность, пожал плечами, дескать, хозяин – барин, и продолжил как ни в чем не бывало:
– Алгебра следствия требует, прежде всего, заняться личностью пострадавшего. Если человек убит, значит было в его жизни нечто такое, чего никто не знал. Элементарный вывод из факта предумышленного убийства…
– Предумышленность надо еще доказать, – возразил задетый за живое публичной лекцией старлей Стеблов. – Мы же не можем пока доказать, что вообще имело место убийство. Никаких следов насилия при наружном осмотре обнаружено не было, сами знаете…
– Не мне вас учить, товарищ старший лейтенант, но все же позволю себе напомнить вам кое-что из наследия великого Холмса: «Мы можем ошибиться, доверившись слишком очевидным фактам. Каким бы простым поначалу не показался случай, он всегда может обернуться гораздо более сложным». Вот вы обратили внимание, например, на мышцы трупа: какой судорогой они были сведены?
– Умереть – не встать! – простонал кто-то из присутствующих, однако, вопреки смыслу своего стона, не умер, но встал и тоже скрылся в коридоре.
– Например – обратил, товарищ частный сыщик без лицензии. Эта судорога называется предсмертной, и без нее, к вашему сведению, ни одна приличная агония не обходится, – отбрил профессионал дилетанта. Дилетант не обиделся, скорее напротив, был польщен доверием: еще вчера он был просто бывшим пожарным, отставником-огородником, а сегодня лучшие детективы города обсуждают с ним насущные проблемы их высокого ремесла. Это ли не доказательство правильности его выбора?!
– А что касается Шерлока Холмса, которым вы меня попрекнули, – невозмутимо продолжал старлей в том же назидательно-просветительском духе, – то он говорил и другое, на мой взгляд, более подходящее к нашему случаю. «Теоретизировать, не имея данных, – говорил ваш любимый герой, – значит совершать грубейшую ошибку. Незаметно для себя человек начинает подгонять факты к своей теории, вместо того чтобы строить теорию на фактах».
– Браво! – расплылся Илья Алексеевич в довольной улыбке, что, однако, не помешало ему возразить: – Впрочем, какое из высказываний великого сыщика более применимо к данному преступлению – вопрос дискуссионный. – И, доверительно понизив голос, полюбопытствовать: – Пресса присутствует с вашего разрешения, товарищ старший лейтенант?
Старлей с некоторым сожалением уставился на свидетеля, как бы говоря: м-да, на солнце ты, дядя, перегреться не мог, не грело оно еще сегодня, а вот головкой удариться – вполне. Жаль, меня это уже начинало забавлять…
Но Муров понял замешательство мента по-своему:
– Как? Значит вы не в курсе? Вон, видите за моей спиной возле дверей такого мордатого, с наушником в одном ухе? Явный журналюга, нюхом чую…
Поскольку убавление звука «прибабахнутым» дяденькой никого из присутствующих не оставило равнодушным, в комнате при этом сообщении царила такая тишина, что нашего отставника слышно было даже в коридоре. В результате все дружно воззрились на толстомордого. Толстомордый расплылся в улыбке: