Частный детектив. Выпуск 1

Карр Джон Диксон

Он был рассудительным человеком. Сверлящий взгляд, манера говорить быстро и таким образом, что слова, казалось, сами, без участия губ, выскакивали из горла, смех сквозь зубы. Среднего роста, с мощным торсом, физически очень сильный. Все в округе Музея знали его черную бороду, чечевицы пенсне, прямую спину и семенящую походку.

Профессор жил в массивном старом доме на западной стороне Рассел–сквер. Вместе с ним проживали его дочь Розетта, экономка мадам Дюмон, секретарь Стюарт Миллз и разорившийся экс–учитель по фамилии Дрэймен, которого Гримо держал в качестве помощника в своей

библиотеке.

Но настоящей компанией Шарля Гримо были члены своеобразного клуба, учрежденного в “Уорвикской таверне” на Мьюзеум–стрит. Друзья собирались четыре–пять раз в неделю в отдельном кабинете, зарезервированном специально для них. Хотя кабинет и не являлся официально отдельным, случайные посетители не осмеливались заходить в него, если только не были специально приглашены. Завсегдатаями клуба были: шумный и лысый коротышка Петтис, знаток историй о привидениях, Мэнгэн, газетчик, и Барнэби, художник. Руководителем и душой компании был профессор Гримо.

Почти каждый вечер (кроме субботы и воскресенья) Гримо отправлялся в “Уорвикскую таверну” в сопровождении Стюарта Миллза. Там с кружкой горячего грога в руке он садился в свое любимое кресло, чтобы уже весь вечер не вставать из него. По словам Миллза, споры часто бывали жаркими, хотя никто, кроме Петтиса и Барнэби, никогда не давал бой профессору всерьез. Несмотря на всю свою интеллигентность, он был страстной натурой. Обычно они просто слушали его неисчерпаемые истории о колдовстве — настоящем или поддельном, когда простаков дурачат мистификациями. Сам он по–детски обожал запутанные истории и, поведав очередное предание о средневековом колдовстве, в резюме кратко разоблачал его тайны, как автор детективного романа. Друзья наслаждались атмосферой таких собраний, напоминающих старомодные вечера в провинциальной гостиной. Это продолжалось вплоть до вечера шестого февраля, когда ужасное предзнаменование ворвалось в их круг неожиданно, как порыв ветра, распахивающего дверь.

— В тот вечер дул порывистый ветер, — рассказывал Миллз, — и обещали снегопад.

Кроме самого Миллза и Гримо, у камина сидели Петтис, Мэнгэн и Барнэби. Профессор Гримо, дымя сигарой и жестикулируя, излагал легенду о вампирах.

— Откровенно говоря, — сказал Петтис, — меня удивляет ваше отношение к этому вопросу. Сейчас я читаю книгу историй о привидениях, которых на самом деле, разумеется, не было. Тем не менее, я сам верю в привидения. А вы, специалист по всем этим загадочным явлениям, не верите ни одному из фактов, о которых сами же нам рассказываете… Это все равно как если бы издатель “Британской Энциклопедии” написал в предисловии, что не ручается за достоверность статей.

— А почему бы и нет? — сказал Гримо, как обычно почти не разжимая губ и не отводя взгляда от огня в камине.

— Я — человек, который знает слишком много, — продолжил он после паузы. — И потом, нигде не сказано, что настоятель храма должен быть истово верующим. Впрочем, все это не важно. Я занимаюсь этими вещами только для того, чтобы в итоге популярно объяснить всем, как возникают суеверия и легенды. Например, вампиры. Предание, о котором я говорил, пришло из Венгрии, где возникло между 1730 и 1735 годами. Но вот вопрос: каким образом венгры получили доказательства, что мертвецы могут вставать из гробов и появляться среди людей?

— Так, значит, доказательства были? — спросил Барнэби.

Гримо самодовольно выпятил грудь.

— Они эксгумировали на кладбищах трупы и видели, что некоторые покойники оказывались перевернутыми и скрюченными, а на лицах и руках были кровь и ссадины. Это и послужило для них доказательством….. Но если мы вспомним, что как раз в это время в Венгрии разразилась эпидемия чумы… Подумайте о тех беднягах, которых похоронили заживо, решив, что они скончались. Представьте, как они бились в гробах, прежде чем умереть по–настоящему. Вот так, джентльмены. Именно это я и имею в виду, когда говорю о корнях суеверий. И это представляет для меня главный интерес.

— И для меня, — раздался чужой голос, — это представляет большой интерес.

Миллз рассказывал, что не услышал тогда, как вошел этот человек в комнату, хотя ему и почудилось движение воздуха от открывающейся двери. Вероятно, все были главным образом поражены именно вторжением постороннего в их компанию, куда практически не допускались чужие, и никто никогда не встревал в их разговоры. Или же их удивил голос того человека, низкий и хриплый, с иностранным акцентом и оттенком торжества, явно звучащим в нем. Как бы то ни было, от неожиданности все просто онемели.

— В нем не было ничего примечательного, — рассказывает Миллз. — Он стоял в стороне от света пламени, в поношенном черном пальто с поднятым воротником, в низко надвинутой шляпе с опущенными полями. А ту небольшую часть лица, которую они могли бы видеть, он прикрывал рукой в перчатке.

Кроме того, что он был худым и длинным, Миллз ничего не мог сообщить. Но в голосе незнакомца, в его манере держаться, в жестах было что–то неуловимо знакомые.

Он снова заговорил. И его речь звучала так, словно он пародировал профессора Гримо.

— Вы должны извинить меня, джентльмены, — сказал он, и торжество в его голосе росло, — за вторжение в ваше общество. Но я хотел бы задать знаменитому профессору один вопрос.

— Никто и не думал возражать ему, — рассказывает Миллз. — Мы все внимательно слушали, словно завороженные. Даже Гримо, продолжая неподвижно сидеть с сигарой во рту, был весь внимание. Он только коротко произнес: “Ну?”.

— Вы не верите, — продолжал незнакомец, убрав руку от подбородка и подняв указательный палец, — что человек может восстать из гроба, что он может невидимым проникать повсюду, что четыре стены для него — ничто? А главное, что он опасен, как всякое исчадье ада?

— Я не верю, — резко ответил Гримо, — а вы?

— А я сделал это! Но это еще не все! У меня есть брат, который может еще больше, нежели я, и он очень опасен для вас, профессор. Мне не нужна ваша жизнь. Но он разыскивает вас!

Присутствующие постепенно начали приходить в себя. Молодой Мэнгэн, бывший футболист, вскочил с кресла, а коротышка Петтис нервно заерзал.

— Послушайте, Гримо, — сказал Петтис, — этот тип явно ненормальный. Может быть… — он сделал движение в сторону колокольчика, но незнакомец вмешался: