Частный детектив. Выпуск 7
Шрифт:
Я уже открыл рот, но прежде чем я успел вымолвить слово, Трэнт сказал:
– Значит, я вам позвоню. Думаю, что это будет около десяти вечера.
Затем он сделал движение рукой в сторону двери, давая мне тем самым понять, что наш разговор закончен.
Глава 15
Итак, я ничего не сказал Трэнту. Возвращаясь на такси домой, я размышлял над этим и уговаривал себя, что я в какой-то мере реабилитирован. Признаюсь со стыдом, что я начал придумывать причины, оправдывающие мое молчание. В конце концов это была идея Анжелики, а не моя. Она должна сама подтвердить
И мне почти удалось убедить себя, так что, когда я входил в свою квартиру, совесть уже почти перестала меня мучить. В будущем - может быть, даже в недалеком будущем - я должен буду сделать какой-то решающий шаг, но в данный момент мне не остается ничего иного, как ждать. Я должен рассказать Бетси об аресте Анжелики - все равно пресса будет писать об этом. Но ничего, кроме этого. Все будет хорошо, пока я не дам волю своим нервам, а ведь я чуть не сломался там, у Трэнта.
Бетси переодевалась в спальне к ужину у Си Джей. Когда я рассказал ей об Анжелике, на ее лице отразилось искреннее изумление. Мои усилия, направленные на то, чтобы полностью исключить в разговорах с ней этот период моей жизни, явно были успешными: прошло немало времени, прежде чем Бетси наконец поняла, что речь идет о той Анжелике, об Анжелике, которая, по ее мнению, до сих пор находилась в Европе.
– Но если Джейми был знаком с Анжеликой и знал, что она в Нью-Йорке, то почему он никогда не говорил нам об этом?
– Мне кажется, что она потребовала от него такого обещания. Бетси, сегодня вечерам ее должны привезти в Нью-Йорк. Трэнт сказал, что я могу увидеться с ней, если захочу. Я полагаю, что должен это сделать. Тебе не будет очень неприятно, если ты пойдешь на ужин без меня?
– Ну конечно же, Билл, я пойду одна… И мне кажется, будет лучше, если мы скажем об этом папе, прежде чем сам прочтет в газетах. Он и так будет взбешен из-за того, что все узнают, что она была когда-то твоей женой.
Какое- то время она внимательно смотрела на меня, а потом спросила:
– Билл… это она его убила?
– Не спрашивай меня об этом, Бетси…
– Ах, ну зачем эта женщина вернулась сюда! Почему она должна всегда все портить! Почему не могла… О, прости меня, Билл, она прежде всего несчастная женщина, и ты должен сделать для нее все, что в твоих силах.
Она села на кровать и начала одевать туфли.
– Это так ужасно для тебя, - снова заговорила она. Ее стиснутые губы казались тонкой линией.
– И для Рики. Что бы ни случилось, мы должны держать Рики вдалеке от всего этого. Рики не должен узнать об этом. Никогда!
Я нервно ходил по комнате, а Бетси заканчивала одеваться. Покончив с туфлями, она пошла в кухню, чтобы поручить кухарке приготовить мне что-нибудь на ужин. Потом я проводил ее до входной двери. Она поцеловала меня и сказала:
– Не расстраивайся, Билл, дорогой мой.
Стоя рядом с ней и обнимая ее плечи, я вдруг заметил, что на ее лбу появилась маленькая морщинка.
– Ты говоришь, что это Анжелика купила тот пистолет?
–
– Значит, тогда вечером, когда Трэнт звонил тебе, он еще не знал, что речь идет об Анжелике?
– Кажется, была названа другая фамилия.
– Ах, так… Понимаю.
– Она улыбнулась мне, мои слова вполне ее убедили.
– До свидания, дорогой. Я постараюсь как можно осторожней рассказать обо всем папе. И передай от меня Анжелике, что я верю в благополучное окончание всего этого.
Трэнт позвонил в половине одиннадцатого.
– Анжелика Робертс уже в Нью-Йорке. Она находится в управлении на Сентрс-стрит. И готова увидеться с вами.
– Хорошо. Сейчас я там буду, - сказал я.
– На вашем месте я не расстраивался бы чрезмерно, мистер Хардинг. Мы найдем для нее адвоката. Сделаем все, что в наших силах, чтобы ей помочь.
Полицейское управление на Сентре-стрит выглядело так же безлично и непривлекательно, как контора Трэнта… только что было значительно больше.
Я надеялся застать там Трэнта, но его не было. Однако там уже знали о моем визите и ждали меня. Какой-то полицейский довольно долго вел меня по коридорам со множеством поворотов, а потому оставил одного в маленькой пустой комнате. Вскоре другой полицейский привел сюда же Анжелику и оставил нас наедине.
Впрочем, я этого не чувствовал. Я отдавал себе отчет в том, что Трэнт может ждать под дверью, что Анжелику привели сюда прямо из камеры и что закон втиснулся между нами, словно сам лейтенант Трэнт. Одновременно я остро, почти до боли, ощущал собственную растерянность.
Анжелика была одета в тот самый черный костюм, который я видел на ней тогда, на вокзале, провожая ее. Я подумал, что трудно представить себе человека, которого не изменили бы такие события. Однако Анжелика, хотя и была бледна и утомлена, не утратила ни капли своей красоты. И эта ее непреходящая красота доводила меня до отчаяния.
Она не поздоровалась со мной; на ее лице застыло выражение ожесточенного упорства. Я хорошо знал это выражение из прошлых лет. Это было столь характерное для нее "я сама лучше знаю, что должна делать".
– Я не намерена ничего им говорить, - сказала она.
– Ты уже знаешь об этом, не так ли?
– Да… Более или менее.
– Долго это не продлится. Я хочу только все тебе объяснить, а потом можешь уходить. Я очень долго размышляла надо всем этим, и теперь для меня все ясно. Это не твоя вина. Во всем виновата я. Если бы в тот вечер я не позвонила тебе, ты не влип бы в эту историю. И совершенно не нужно впутывать тебя в это сейчас, тем более, что у меня нет поводов для беспокойства. Я невиновна и таковой буду так долго, пока мне не докажут, что дело обстоит иначе. А они не смогут доказать, что я не была в кино. Кроме того, я это преступление не совершала. Ты знаешь это не хуже меня. Они подержат меня здесь несколько дней, и на том все кончится.
При ней была сумочка; она потянулась к ней, но тут же отвела руку назад.
– У тебя есть сигареты?
– спросила она.
Я вынул из кармана пачку, Анжелика взяла сигарету, я дал ей огня и сказал неловко:
– Оставь себе всю пачку.
Она взяла ее и сунула в сумочку, не переставая смотреть на меня решительным, спокойным взглядом.
– Думаю, ты и сам все понимаешь, не так ли? Наверное, через несколько дней виновный будет найден и на том все кончится. А кроме того, если бы я сказала правду или если бы ты сам ее сказал, ты до конца дней своих ненавидел бы меня и самого себя. Итак, пусть будет так, как есть. Все, что я хотела тебе сказать, сказано. Теперь возвращайся домой, а остальное предоставь мне.