Частный детектив. Выпуск 7
Шрифт:
Бетси вошла в комнату с улыбкой на лице. Она переоделась в зеленое платье, в котором выглядела молодой и посвежевшей.
– Ну, - сказала она, - где мой коктейль?
Я подал ей стакан, и она поцеловала меня в знак признательности.
– Билл, дорогой, ты не знаешь, что ударило в голову Элен? Когда я вошла в детскую, она рванула оттуда, как вспугнутая серна. Не думаешь ли ты, что это имеет что-то общее с маленькой Глэдис? Может, с ней что-то плохое?
– Нет, - ответил я.
– Дело тут не в Глэдис.
Бетси села на диван и, неторопливо потягивая
– Значит, ты знаешь, в чем дело?
– спросила она.
– Да. Знаю.
В этот миг мне неожиданно пришла в голову мысль, на которой я, пребывая в настроении великого морального возрождения, до сих пор не задерживал внимания. А ведь Си Джей, наверное, уже никогда не выдаст субсидию Фонду Бетси, а может даже, в своей коварной мстительности захочет его уничтожить! Это был бы серьезный удар для Бетси… второй чувствительный удар. Я отдавал себе отчет в том, чем будет для Бетси правда, которую она от меня услышит, а стыд за мое поведение по-прежнему отравлял мне всю радость предполагаемого искупления вины. Бетси присматривалась ко мне, слегка наморщив лоб, как если бы она была чем-то удивлена.
– Билл, в чем, собственно, дело?
– Ты помнишь, Бетси, как когда-то сказала мне, что не желаешь, чтобы я ограждал тебя от неприятных вещей, случающихся в жизни?
– Конечно, помню, Билл. Но в чем дело? И это… это имеет какую-нибудь связь с Анжеликой?
Тот факт, что первой особой, пришедшей ей на ум в связи с чем-то неприятным, была Анжелика, еще раз подтвердил мне, как глубоко укоренились в сознании Бетси неуверенность и страх перед моей бывшей женой. Я снова почувствовал угрызения совести; меня охватила злость на самого себя, что в сочетании с любовью и сочувствием к Бетси создало странный хаос в моем сердце.
– Да, - сказал я, - это связано с Анжеликой.
– Значит ли это, что она должна будет предстать перед судом?
– Да, но не это самое важное. И не об этом я хотел говорить с тобой, Бетси. Однако прежде чем приступить к делу, я хотел бы объяснить тебе одно. Я знаю, о чем ты думаешь, и поэтому хочу ответить тебе на это ясно и определенно. Я не люблю Анжелику, я не питаю к ней никаких чувств. Я хочу тебе это сказать, хотя слова эти, может быть, и не звучат достаточно убедительно…
Она поставила коктейль на столик и встала. Лицо ее, белое, как полотно, странно сжалось.
– Ты веришь мне, правда?
– Говори, Билл. Скажи мне, что случилось?
– Сегодня после полудня я около часа провел в кабинете твоего отца. Я отказался от поста, который занимаю.
– Отказался от… Но что общего имеет это с Анжеликой?
– Я отказался потому, что должен был сказать Си Джей, что не могу продолжать лгать относительно алиби Дафны. Видишь ли, Анжелика должна предстать перед судом главным образом потому, что не может представить никакого алиби. А ведь у Анжелики алиби есть, причем несокрушимое. В два часа, то есть тогда, когда Джейми был убит, Анжелика была со мной в этой квартире. Сегодня днем я отправился на Сентрс-стрит и рассказал все Трэнту.
На Бетси было страшно смотреть. Не потому,
Она сказала сухим и бесстрастным голосом:
– Но ведь ты вообще ее не видел… Даже не знал, что она в Нью-Йорке. Ты сам говорил, что она взяла с Джейми обещание…
Я подошел к ней и положил обе руки на ее бессильно опустившиеся плечи.
– Я не говорил тебе об этом, хотя хотел, честное слово, хотел все тебе рассказать, а потом откладывал со дня на день. Но теперь, Бетси, поверишь ли ты мне, если я скажу тебе правду? Действительно поверишь? Если я еще раз поклянусь, что совершенно равнодушен к Анжелике?
– Прошу тебя… - сказала она, отстраняясь от меня.
– Прошу тебя, скажи мне. Я хочу все знать.
Я рассказал ей обо всем, что произошло, начиная с моей первой, случайной встречи с Анжеликой и до переломного момента, когда она явилась ко мне в нашу квартиру. Я не скрыл ничего. Потому что только теперь я увидел вое в надлежащем свете и все понял. Я даже смог признаться ей в моих иллюзорных эмоциях, вызванных давними воспоминаниями, даже в последнем унизительном эпизоде, когда нам помешала Элен. Я знал, что пришло время извергнуть из себя все это. Ибо мы переживали истинный кризис нашего супружества. Я должен был объяснить все.
Все это время Бетси не присела ни на минуту; она стояла возле дивана, неестественно выпрямившаяся, неподвижная, и смотрела на меня. Я чувствовал облегчение и тревогу - облегчение, так как я, наконец, срывал слой за слоем наросшую корку лжи, и тревогу, потому что я не знал, как Бетси это примет. По ее лицу я ничего не мог прочесть. Оно было каменным, непроницаемым лицом спартанца, лицом, нетипичным даже для Коллингхемов, которых с колыбели научили считать, что жизнь трудна и враждебна и что это необходимо переносить. Теперь и я тоже стал частью этого враждебного мира, противостоящего ей. В эти минуты я ненавидел себя больше, нежели когда-нибудь до сих пор.
– Я хотел тебе все рассказать, - продолжал я.
– После этого эпизода с Элен я ощутил такое отвращение к себе, что поклялся признаться тебе во всем сразу же после твоего возвращения из Филадельфии. Но потом произошло это убийство, мне позвонил Си Джей, так что я, не успев сориентироваться, уже был втянут в сети лжи в связи с этим алиби Дафны. Бетси… можешь ли ты меня понять? Всю мою глупость… гнусное мое поведение? Ты можешь?
И вдруг напряженность на ее лице начала таять; с безмерным облегчением я увидел, что она улыбается.
– Бедняга!
– сказала она.
– Я вовсе не бедняга!
– бурно отреагировал я.
– Я просто не слишком ловкий, довольно ординарный подлец.
Мне хотелось подойти к ней, обнять ее, но я был слишком пристыжен и унижен. Я ощущал мелодраматичность происходящего, и все же я не мог сейчас подойти к ней, потому что… не чувствовал себя достойным ее.
Бетси очень серьезно и без улыбки спросила:
– И как же принял это папа?
– Он осыпал меня угрозами, какие только смог выдумать.