Часы любви
Шрифт:
Положив в карман кору коричного дерева, Равенна кивнула.
– Ага. Занесу сегодня же вечером.
– Благослови тебя Господь, Равенна. Ты добрая девочка, несмотря на все грехи твоей матери. – Фиона попыталась улыбнуться и закрыла дверь.
Равенна стояла перед закрытой дверью, ощущая странную тяжесть в сердце. Ей не нравилось, когда люди говорили о Бриллиане подобные вещи. Ее мать не могла быть плохой женщиной, она в этом не сомневалась, но никто в Лире не хотел со снисхождением относиться к тому, что она родила внебрачного ребенка. Замужняя женщина, как положено, венчавшаяся в церкви, могла родить хоть пятнадцать детей, но даже один ребенок, зачатый незамужней женщиной, превращал его мать в шлюху, существо,
Равенна отвернулась. Разве сумеет она убедить кого-нибудь в том, что мать ее не была шлюхой. Сама она все-таки понимала, что отсутствие у нее отца весьма подтверждало общую уверенность. Мысль эта, как всегда, навела ее на грустные мысли. Она будет такой же, как и ее бабушка. Она никогда не сумеет сделаться своей в Лире. Здесь не было места для них обеих. Посему было вполне естественно, что они с Граньей держатся обособленно, давая тем самым основания для слухов о том, что Гранья является ведьмой.
Глаза ее потемнели от гнева. Ее любимая бабушка вовсе не ведьма, и пусть Малахия к черту катится. Теперь она намеревалась раздобыть эти волосы и посмеяться, когда он не сумеет доказать колдовство. Глупо. Она уже стала уставать от детских глупостей. Быть может, она уже переросла их. Она поглядела вниз на два холмика, появившихся на груди, и в смущении прикрыла их руками. Ей не нравились странные вещи, происходившие с ее телом. Оно сделалось совсем незнакомым, а теперь оказалось, что меняются и мысли. Детство оставалось позади. Она шла в… Во что же?
Обратившись мыслями к будущему, она направилась по двору к заднему входу в замок. Будущее было у них с Граньей болезненной темой. Все горожане говорили, что Гранья наделена Зрением. Они говорили, что бабка ее видит будущее; но если и так, Равенна никогда не могла упросить Гранью рассказать, что ждет ее. Каждый раз, когда она начинала уговаривать, Гранья отрицала, что способна на это, и принималась говорить, что в будущее не заглядывают, что надо делать уроки и ходить в башмаках. Ни то, ни другое не могло удовлетворить тринадцатилетнюю девочку, каждый день обнаруживавшую в своем теле очередную странную перемену. Равенна отчаянно хотела узнать, что ждет ее в будущем. Неужели та же судьба, что и Бриллиану? Или же все-таки что-нибудь лучшее? Равенна представила всех учителей, посещавших лачугу Граньи, пока она подрастала. Равенна не сомневалась, что за ее учение платит отец. Гранья молчала о нем, однако откуда еще могли взяться у них деньги на такую вольность как учителя? Платить мог только отец. И никто другой. Он заботится о ней, и если она только сумеет отыскать его, отец немедленно признает ее. И тогда в жизни ее появятся кареты, красивые платья и любящий отец – как у Кэтлин Куинн.
Равенна размечталась, ее руки уже прикоснулись к грубому железу задвижки. Жить подобно Кэтлин Куинн всегда было самым сокровенным желанием Равенны. Отец Кэтлин был из Верхов. Куинны принадлежали к привилегированному классу, владевшему землей, строившему дома и жившему в замках. Все эти люди происходили из Англии – так ей сказал Малахия, признавшийся, что ненавидит Верха всем сердцем, – однако девочка не понимала, как можно родиться в Ирландии и тем не менее считаться англичанином. Вопрос этот всегда смущал ее. Поговаривали даже, что сама матушка лорда Тревельяна была простой ирландкой, однако его ненавидели сильнее всех прочих, принадлежащих к Верхам, ибо он владел большей частью Лира. И никто не мог сказать о нем ничего хорошего. Возможно, Ниалл Тревельян был ирландцем в большей мере, чем она сама, – ведь Равенна не знала даже, откуда явилась сюда Гранья, ибо бабка ее была упрямой старухой и отказывалась говорить о собственном происхождении.
Равенна не знала, будет ли так всегда. Ей было известно лишь то, что она не была похожа на Малахию и других горожан.
Но теперь она перестала мечтать о куклах. Теперь ей осталось стать такой, как Кэтлин – девушкой в лентах и шелке, сидящей в экипаже под опекой отца. Девушкой, имевшей возможность задрать нос перед селянами. Девушкой, которой не приходилось ходить по каменистым тропам, бегать вместе с местными хулиганами или стирать с лица грязь, разбрызганную проезжавшим экипажем Куиннов.
Равенна подняла задвижку на старинной железной двери. В коридоре никого не было, отзвуки голосов сновавших здесь некогда слуг давно рассеялись в воздухе. Внезапный страх охватил девочку. Ведь если она попадется здесь, все решат, что она пришла воровать; Тревельян потребует, чтобы ее наказали. Он даже может сам наказать ее. Она подумала о том, что многие называют его дьяволом, но сразу же поборола страх. Она докажет всем им, что Тревельян не колдун. Равенна осторожно прикрыла за собой дверь замка.
– Гриффин О'Руни сводит меня с ума, я хочу, чтобы вы переговорили с ним. – Владетель Тревельяна злобным взглядом обвел окрестности. Он торопился. Экипаж только что проехал стоячий камень, четыре поля графства Лир расстилались внизу как свадебный килт [22] . Через несколько минут они будут в замке.
– Гриффин старается как может, сын мой. Но он стареет, как и все мы. – Отец Нолан оперся руками на терновую палку, которой был вынужден пользоваться все эти годы. Полированный брогам [23] Тревельяна раскачивался на надежных рессорах, однако священник кривился при каждом толчке, словно от боли в костях.
22
Юбка горца.
23
Одноконная двухместная карета.
– Вы говорите о себе самом, отец. Я не старею. Отец Нолан рассмеялся:
– Нет? По-моему, здесь достаточно света, чтобы я мог сказать, что вижу перед собой мужчину, а не мальчика.
Улыбка его померкла, когда он заметил, с каким выражением Тревельян рассматривает окрестности.
Ниалл переменился за годы, прошедшие после встречи на совете. Гнев искорежил его нутро, как ветер старые вязы на кладбище. Лишь счастье могло исцелить раны Тревельяна, и священник иногда – как и сейчас – опасался, что оно может опоздать со своим приходом.
– Вам тридцать три года, Ниалл, – проговорил священник. – Многие в этом возрасте еще молоды, но не вы. Жизнь ожесточила вас.
Холодные водянистые глаза Тревельяна остановились на священнике.
– Тогда держите Гриффина подальше от моего кладбища.
– Он считает себя ответственным за него.
– К черту, какая еще ответственность!
Священник, привыкший к вспышкам гнева Ниалла, спокойно сказал:
– Это не секрет, что вы не любили девицу. Вы поспешили жениться на ней, чтобы посрамить нас вместе с гейсом. Вы забываете о том, что Гриффин хоронил их… глядел на них…