Часы

Кристи Агата

— А четвертые? Исчезнувшие? Как с ними?

— Ничего, — ответил Хардкасл. Я понял, что он имел в виду.

Глава 23

Рассказывает Колин Овн

Гостиница, где я остановился, была маленьким, жалким заведением рядом с вокзалом. Там подавали неплохое жаркое, и на этом ее достоинства заканчивались. Кроме, конечно, дешевизны.

На следующее утро в десять часов я позвонил в Бюро машинописи и стенографии «Кавендиш» и сказал, что мне нужна машинистка, знающая стенографию, чтобы

написать несколько писем и перепечатать деловое соглашение. Меня зовут Дуглас Витерби, остановился я в отеле «Кларендон» (почему-то у самых паршивых гостиниц всегда самые пышные названия). Свободна ли сегодня мисс Шейла Вебб? Ее рекомендовал мне один знакомый.

Мне повезло. Шейла была свободна. Правда, в двенадцать часов ее ждал профессор Пурди. Но я сказал, что мы закончим раньше, так как у меня самого назначена встреча.

Когда Шейла вошла в вестибюль гостиницы, я стоял за распашной дверью. Я выступил вперед.

— Мистер Дуглас Витерби к вашим услугам, — сказал я.

— Это ты звонил?

— Я.

— Как не стыдно, — возмутилась Шейла.

— Отчего же? Я готов заплатить за твое драгоценное и дорогостоящее время бюро «Кавендиш». Так что их совершенно не касается, где мы будем сидеть, здесь или через дорогу, и станем ли мы писать какие-нибудь кошмарные нудные письма, которые начинаются вроде: «Вам необходимо срочно получить» и т. д., или не станем. Пошли, выпьем по чашке паршивого кофе в уютной обстановке.

Вызывающе, отчаянно желтое кафе «Лютик» старалось соответствовать своему названию. Столы, пластиковые подставки, чашки и блюдца — все сияло канареечным цветом.

Я заказал нам кофе и пшеничные лепешки. Час был ранний, и мы сидели почти совсем одни.

Когда официантка, приняв заказ, удалилась, мы посмотрели через стол друг на друга.

— Как дела, Шейла, в порядке?

— Что ты имеешь в виду?

Под глазами у нее залегли круги, отчего глаза казались не синими, а фиолетовыми.

— Досталось тебе?

— Да… нет… не знаю. Я думала, ты уехал.

— Уехал. Но уже вернулся.

— Зачем?

— Ты знаешь зачем.

Она опустила глаза и молчала не меньше минуты.

— Я его боюсь, — сказала она.

— Кого?

— Твоего приятеля, инспектора Хардкасла. Он думает, что я… что я убила сначала того человека а потом Эдну…

— Так только кажется, — успокоил я Шейлу. — Он всегда так смотрит, будто подозревает всех и вся.

— Нет, Колин, мне ничего не кажется. И незачем меня утешать. Он думает, что я с самого начала замешана в этом деле.

— Девочка моя, против тебя нет улик. Просто ты там оказалась в тот день, и оказалась потому, что кто-то тебя подставил.

Она перебила меня:

— А он думает, что это я сама себя подставила. Он думает, я все подстроила, он думает, что Эдна об этом догадалась. Что она узнала меня, когда я якобы прикинулась мисс Пебмарш.

— А это был не твой голос? — спросил я.

— Конечно же нет! Никуда я не звонила. Сколько раз говорить!

— Послушай, Шейла, — сказал я. — Что бы ты там ни говорила всем остальным, мне ты должна сказать правду.

— Ты не веришь ни одному моему слову!

— Да, не верю. В тот день ты могла позвонить по вполне невинной причине. Кто-то мог попросить тебя и сказать, что это розыгрыш, а потом ты испугалась и, солгав раз, уже не могла сказать правду. Это так?

— Нет, нет и нет! Я сказала — нет!

— Хорошо, но ты все же не договариваешь. Я хочу, чтобы ты мне поверила. Если у Хардкасла есть что-то против тебя, что-то, о чем он мне не рассказал…

Она снова перебила:

— Ты уверен, что он говорит тебе все?

— Да. У него нет причин что-либо скрывать. Мы с ним почти коллеги.

В этот момент официантка принесла заказ. Кофе был светлый, как только что вошедший в моду норковый мех.

— Я не знала, что ты тоже из полиции, — сказала Шейла, медленными кругами водя в чашке ложечкой.

— Не совсем из полиции. Это совершенно другой департамент. Но я понимаю так: если Дик что-то знает и не говорит мне, значит, у него есть на то причина. Это потому, что он видит, как ты мне нравишься. И ты мне действительно нравишься. Даже больше. Что бы ты ни сделала, Шейла, я — за тебя. Тогда ты выбежала из дому перепуганная насмерть. Ты действительно испугалась. Ты не притворялась. Так сыграть невозможно.

— Конечно, испугалась. До смерти.

— Ты испугалась только мертвеца? Или чего-то еще?

— А что там еще могло быть? Я набрался смелости.

— Зачем ты взяла часы с надписью «Розмари»?

— О чем ты говоришь? С какой стати?

— Я и спрашиваю тебя, с какой стати?

— Я их не трогала.

— Ты сказала, что забыла перчатки, и вернулась. В тот день перчаток на тебе не было. Стоял теплый сентябрьский день. Я вообще не заметил, чтобы ты носила перчатки. Так что ты вернулась, чтобы взять часы. Расскажи правду, Шейла. Ты ведь солгала?

Минуту-другую Шейла сидела молча и лишь крошила в пальцах лепешку.

— Хорошо, — сказала она почти шепотом. — Хорошо. Я взяла их. Я взяла часы, сунула в сумку и вышла.

— Зачем?

— Затем, что на них написано «Розмари». Это мое имя.

— Тебя зовут Розмари? А Шейла?

— У меня два имени. Розмари Шейла.

— И только-то? Только из-за того, что на них написано твое имя?

Она услышала в моем голосе недоверие, но уперлась.

— Я же сказала — я испугалась.

Я посмотрел на нее. Она — моя девушка, она мне нужна, и я хочу, чтобы она стала моей навсегда. Но я не питал иллюзий на ее счет. Шейла лгала и, возможно, всю жизнь будет лгать. Это тоже способ защиты — быстро и бойко все отрицать. Оружие ребенка. Возможно, она так и не оставит его. Но если мне нужна Шейла, я должен принять ее такой, какая она есть. Пусть только будет рядом, а с остальным — разберемся. У всех свои недостатки. У меня другие, но они все же есть.

Я принял решение и пошел в атаку. Другого способа я не видел.