Чайка ? принцесса с гробом. Книга 1
Шрифт:
Но трудно было поверить и в то, что он предназначался для дорогого ей человека. Обычно, люди хотели, чтобы их друзья и родные жили как можно дольше, а если они уже умерли... то вновь становилось непонятно, почему этот гроб пустовал. Возможно, до нее дошли новости о смерти близкого человека, жившего очень далеко, но тогда было непонятно, почему именно она должна тащить на себе этот гроб.
Или же... это был гроб для кого-то, кто должен однажды умереть.
Возможно, что и для самой Чайки.
— Для кого он? Кто
— ... — Чайка двусмысленно покачала головой.
Либо она показывала, что не может сказать, либо то, что и сама не знала.
Тору смог задать ей свой вопрос, но...
— Я. Должна сделать это, — уверенно отчеканила Чайка.
— Должна?..
— Сделать. Долг. Миссия. Цель. Непременно. Даже... если уйдет вся жизнь, — проговорила Чайка с улыбкой. — Постараться.
— ... — Тору не нашел, что ей ответить.
У Чайки не было сомнений.
Хотя она младше него, но точно знала, что должна сделать, и шла к своей цели.
А что он сам?
Считая себя диверсантом, он отказывался вести нормальную жизнь, не знал, чем ему заниматься, и постепенно тлел в этом городишке. Самому себе он казался гораздо более... жалким, нежели Чайка.
— Тору?..
Скорее всего, она заметила то, как изменилось выражение его лица.
Чайка прекратила возиться с гундо и заглянула ему в глаза.
— Тору сильный, — вдруг послышался голос среброволосой девушки.
— ...А?
— Много умеешь.
— А-а... ты о техниках диверсанта?
— Да, — Чайка кивнула. — Много. Выборы. Цели. Свобода выбора.
— ...
Действительно, она была права.
На поле боя диверсанты были мастерами на все руки.
Они могли быть как просто бойцами, изготавливать порох или распространять слухи, так и поднимать жителей на восстания, строить крепости, готовить еду и заниматься множеством смежных вещей. Кроме того, они могли позволить себе полагаться на грязные приемы, которые не позволяли себе ни солдаты, ни рыцари.
И действительно, все эти навыки годились и в повседневной жизни.
Конечно, он не был экспертом ни в чем... но мог стать им, если бы захотел. Диверсант при желании мог стать и охотником, и плотником, и кузнецом, и торговцем, и вообще кем угодно. Конечно же, у него не получилось бы достичь вершин мастерства после такой переквалификации, но на жизнь он бы мог заработать без проблем.
Вот только...
— Ты знаешь...
Тору сам не понимал, почему решил начать этот рассказ.
Он не говорил об этом даже с Акари. Правда, поскольку она росла в Акюре вместе с ним, то уже должна была об этом догадываться.
— Я хотел совершить в своей жизни что-то значимое.
— ...Значимое?
— Да. Я хотел, чтобы у того факта, что я родился, вырос и умер... был какой-то смысл.
...
Акюра была маленькой деревенькой, спрятанной в долине.
Вернее, на самом деле это была группа соседствующих деревень, но чаще всего их называли просто «деревня Акюра»... Как бы там ни было, это место держалось поодаль от остального мира.
С ним ее связывала узенькая дорога... но деревню без преувеличения можно было назвать тайной.
Но, конечно же, несмотря на всю самостоятельность, Акюра не могла полностью себя обеспечивать, а кроме того, они должны были быть в курсе происходящего в мире, чтобы знать, кому нужны услуги диверсантов.
Поэтому Акюру периодически посещали странствующие торговцы, которые довольно быстро становились друзьями всей деревни.
Для живших в Акюре детей, которые день за днем проводили в суровых тренировках, появление торговцев, приезжавших где-то раз в месяц, являлось одним из немногих развлечений в жизни. Их рассказы о жизни во внешнем мире заменяли Тору и Акари сказки о фантастических мирах. Как только появлялось время между тренировками, дети тут же обступали торговцев со всех сторон и разговаривали с ними.
Одну из девушек, приходивших вместе с торговцами, звали Хасумин Уло.
Она была коренным торговцем — родилась и росла среди них, причем мать родила ее прямо в пути от одной деревни к другой. Она жила подобно листу, летавшему по ветру. Не могла назвать какое-либо место своим домом и при всем этом даже гордилась такой жизнью.
— Все, что мне нужно — тихая, спокойная жизнь, — говорила она детям-диверсантам, беззаботно мечтавшим о безумных битвах и подвигах на полях боя. — Повидать разные места. Многое увидеть, многое услышать. Многое испытать. Этого довольно.
— Но ведь тогда после тебя ничего не останется, — отвечал ей маленький Тору. Он не мог понять и принять ее жизненные ценности и определение счастья. — Все это исчезнет, когда ты умрешь.
— Это не так, — с улыбкой говорила Хасумин. — Пусть и не буду работать на поле боя, но и я смогу оставить после себя кое-что. Я оставлю воспоминания в головах тех людей, с которыми встречалась. Или же...
Щеки Хасумин порозовели и она погладила свой живот.
— Если у меня будет ребенок, то он станет доказательством того, что я жила. А если дети будут и у него, то я буду жить в своих внуках. Моя жизнь не прервется.
Тору еще не знал, что она уже успела влюбиться в одного из юношей из их торговой группы и ждала от него ребенка.
Когда он узнал об этом, то сильно расстроился.
Можно сказать, Хасумин была первой любовью Тору.
Разумеется, он был младше нее лет на 10, и это нельзя назвать настоящей любовью. Просто чувства, которые ребенок испытывал к близким родственникам противоположного пола, своего рода псевдолюбовь. Пусть Тору так и не смог окончательно принять ее выбор, но через несколько месяцев он все же начал желать ей счастья.