Чайлдфри
Шрифт:
— Неправда, — снова зашептала Катя, — я не могу…
— А ты пробовала? Отключи хоть на время мозг и послушай свое тело, прекрати копаться в себе и спроси себя, чего тебе хочется. И отпусти, в конце концов, ее душу, ты же не только себя терзаешь, ты же и ей покоя не даешь, — добавил он совсем тихо, — Лариса говорит, она все равно тебя любила. Успокоилась, замуж вышла, счастлива была.
— Я… — Катя пораженно смотрела на Аверина, — я об этом не думала.
— А ты подумай. Эй, не реви, — предупредительно поднял он руку, но поздно.
Он дал
— И вот еще что, — начал, пока Катя вытирала потекший макияж, — не забывай, что держать за ручку и заглядывать в заплаканные глазки можно до поры до времени. Женщину надо хотеть, а не жалеть, так что если ты планируешь остаться в глазах мужа женщиной, постарайся не перегнуть палку. Если тебе захочется поплакать, приходи, могу тебя даже удочерить, если хочешь.
— Сам себе роди, — буркнула Катя, сморщила нос и отвернулась.
— Не могу, у меня две игрек-хромосомы, от меня только пацаны. Ладно, поднимайся, я тебя домой отвезу, — Аверин раздражающе широко улыбнулся. — И довожу до твоего сведения, что Клима я забираю с собой, в Мексику. А ты тут подумай, кто тебе нужен и зачем. Кстати, имей в виду, мексиканки очень горячие!
Катя повела плечами и прошла вперед. Подумаешь, мексиканки! Это вообще большой вопрос, поедет ли он туда. Они вышли на улицу к машине, туфли колодками обхватывали ноги. Она посмотрела на шикарное звездное небо, потом на Аверина и жалобно попросила:
— Давай прогуляемся, пожалуйста…
— С мужем будешь гулять, — начал было тот ворчливо, но глядя на ее просительное выражение лица, махнул рукой. — Хорошо, пойдем, сказал удочерю, значит удочерю.
И тогда она совсем обнаглела:
— Кость, а ты мне дашь свои вьетнамки? Я на каблуках не дойду…
Глава 37
Поднимаясь к дому, Катя увидела, что на третьем этаже у Клима горит свет. Из головы не шли слова Аверина, она вошла к себе и села на кровать, сбросив туфли. Снова в мозгах каша, ну почему никто не потрудился приготовить для нее информацию последовательно, разложив по папкам и файлам? Желательно, с графиками и диаграммами…
Подошла к сейфу, достала оттуда увядшую розу, поднесла к лицу и вдохнула глубже. Пахнет, чуть уловимо, едва-едва, но пахнет. А вот когда лепестки совсем усохнут, запах исчезнет? Катя уперлась лбом в стену. Костя сказал, слушай свое тело, отключи голову, а может, это и правда выход? Она прекрасно знала, что без Клима ее сердце увянет и иссушится, как эта роза, так может стоит попытаться? Просто попробовать…
Она всунула ноги обратно в туфли, вышла из комнаты и направилась к лестнице. Голова была лёгкой и светлой, никаких мыслей, никаких картинок, совсем ничего. Оказавшись перед дверью в кабинет, не мешкалась ни секунды, не стала ни стучать, ни звать, просто вошла внутрь.
Из душа доносился шум воды, Катя прошла в спальню, и увидела, что дверь в ванную комнату приоткрыта. Она сделала еще шаг и зависла, не в силах отвести взгляд. Клим с закрытыми глазами подставлялся под льющиеся сверху струи, что стекали по его телу словно ручейки по каменному горному склону.
Ей всегда нравилось его тело, нравилось на него смотреть, трогать, гладить. И сейчас она, стараясь не дышать, жадно разглядывала будто вылепленные мышцы рук, идеальный рельеф груди, расчерченный квадрат пресса. На миг позавидовала водяным струйкам, что не стесняясь, ласкали ее мужа, тогда как сама она могла лишь смотреть, приоткрыв рот, и все, что ей оставалось, это проводить по уголкам губ кончиком языка.
Клим повернулся спиной, выключил воду. Сдернул с держателя полотенце и вытер лицо, а потом обернул его вокруг бедер и повернулся обратно. Увидел ее и замер. Взгляд черных глаз вмиг опалил так, что ее бросило в жар, который разогнался по телу и тут же заполыхал внутри. Она сглотнула, во рту было сухо, кожа горела, и ей нестерпимо захотелось прижаться к мокрому прохладному Климу, она даже застонала про себя. А может и вслух, теперь было сложно отделить воображаемое от реальности.
— Катя? — он сделал шаг навстречу.
«Если он сейчас спросит, что я здесь делаю или зачем я пришла, я умру прямо здесь, не сходя с места».
Она инстинктивно отступила назад, потом еще и беспомощно оглянулась на дверь. Наверное, он решил, что она хочет сбежать, потому что в доли секунды оказался рядом, сцепил на запястьях руки как клещи и поднял на уровень лица. Катя продолжала тонуть в черных пронзительных тоннелях его глаз, пока он не проговорил хрипло, приблизив лицо почти вплотную:
— Хоть моргни… Что можно…
Она с усилием выдернула руку, взялась за полотенце и медленно потянула за край. Полотенце упало к ногам, а Катя тыльной стороной указательного пальца сняла с его щеки каплю, упавшую с влажной пряди.
— Ты мокрый, — и не успела договорить, как в губы впечатались губы Клима.
Они и правда изголодались оба, он так ощутимо прихватывал ее кожу зубами, что ей казалось, это оголодавший хищник вонзается клыками в податливое тело добычи, которую долго выжидал, преследовал и, наконец, получил в полное и безраздельное владение.
«Моя… Невозможная… Сумасшедшая… Любимая…» Он этого точно не говорил, Катя знала. Как он мог говорить, если стоило ему оторваться от нее губами, как она снова подставлялась под них, и его хватало только на рваные, хрипящие звуки? Она вздрагивала от этих звуков, вызывающих в ее теле не волны, а целые цунами. И в свою очередь тоже хрипло, отрывисто дышала.
Она только попыталась спросить, но Клим мотнул головой, выдохнув: «Нет… Хочу тебя так, первую…» Катя чувствовала, какой он горячий и упоительный, и понимала — все, что было раньше, было лишь прелюдией. Теперь они до конца вбирали в себя друг друга, и ближе, сильнее, проникновеннее уже невозможно. Она тоже не могла говорить, воздух выбивался из легких, не оставляя сил на слова, на все, кроме одного.