Чайлдфри
Шрифт:
Вилла у Аверина была больше и просторнее, чем у его племянника. Нижний холл и терраса были заполнены гостями, между ними проворно лавировали официанты с подносами. Катя довольно быстро утомилась от круговорота лиц, что на каком-то этапе стали сливаться в один сплошной поток. Она держалась за локоть мужа, улыбалась абсолютно посторонним людям и гадала, как кому-то могут нравиться подобные мероприятия.
Может, мужч
ины Аверины и предъявили друг другу претензии, внешне это никак не проявилось. И Костя, и Клим уделяли повышенное внимание гостям, вероятно,
Ей решительно не о чем было беседовать со всеми этими исключительно милыми, но совершенно ей чужими людьми, она улучила минутку, поймала малышей и сбежала с ними наверх. Там обнаружилась та самая комната-холл с камином, в которой Катя пришла в себя после прыжка со скалы. Она уселась на диван, сбросила туфли и, млея от удовольствия, принялась разминать ноги. Там ее и нашел муж.
— Я тебя обыскался, — подошел и навис над диваном. — Почему ты ушла?
— Саш, ну не могу я уже, — покаянно проговорила она, — можно я здесь посижу? И дети устали от толпы. Если нужно, я потом спущусь…
— Не нужно, — покачал он головой, а потом обошел диван, присел рядом и неожиданно взял ее за ступню.
Она затаила дыхание от таких забытых прикосновений и боялась поднять глаза, как будто это и правда был совсем другой мужчина. Она просто отвыкла от него, наверное… Клим начал разминать сначала одну ногу, а затем вторую, и Катя боялась, что еще немного, и она начнет постанывать от удовольствия. Сдерживали только бегающие рядом дети.
— Я вернусь к гостям, а ты оставайся. Кстати, ты всех очаровала, меня весь вечер поздравляют, — проговорил он, вставая.
— Спасибо, — все, что сумела выдавить она, поджимая ноги.
— У тебя очень красивые ножки, Катя, — сказал Клим, не стесняясь их разглядывать, и она поспешила одернуть юбку. Когда муж уже подходил к двери, она не выдержала и окликнула.
— Саша! — а когда обернулся, отвела взгляд и выдохнула. — Прости…
— Костя не лучший объект, чтобы вызвать мою ревность, к тому же, это совсем лишнее, я и так тебя ревную к каждому столбу, — молвил он невесело и вышел, а Катя почувствовала себя в конец отвратительно.
И правда, понадобился ей этот поцелуй! Но слова Клима о ревности удивительно грели, и она, закрыв глаза, вспоминала слова мужа, пока оба Аверина не пришли с коньяком и шахматами.
С моря тянуло прохладой, в комнате разожгли камин, Катя так и сидела на диване, поджав ноги, и с удовольствием смотрела на огонь. Клим и Костя пили коньяк, развалившись в креслах, переставляли фигуры и негромко переговаривались. Дети, наконец угомонившись, сидели возле них на полу на толстом ковре и играли «съеденными» шахматными фигурами. Катя прикрыла глаза.
Было особое очарование в этом тихом семейном вечере, особенно на контрасте с утомительным приемом. Мужчины, увлеченные игрой, на Катю не обращали особого внимания, только изредка Клим бросал задумчивые взгляды, зато она с удовольствием их разглядывала. Ей нравилось смотреть на обоих Авериных, может, потому что они слишком похожи? Костя совсем не выглядел на свои сорок один, максимум тридцать шесть-тридцать семь, он больше годился Климу в братья. И наверняка у них в роду затесался какой-то аристократ, уж больно породистыми выглядели оба.
Их отношение к детям, играющим у их ног, давало Кате отдельный повод поумиляться. Ладно Клим, тот с ними с самого начала возился с удовольствием. Но и Костя, хоть те и были у него клопами, вел себя с мальчиками очень терпеливо и ласково. Возможно, он довольно неплохой отец…
Ее размышления прервал Ваня. Мальчик подошел, уткнулся головой ей в колени и принялся тереть кулачком глаза.
— Мам, мама!
— Что, зайчонок, ты устал, хочешь спать? — она только взяла малыша на руки, как тут сразу прибежал Матвей и тоже захотел на ручки.
— Иди ко мне, сыночек, — Катя поспешно спустила ноги на пол и начала устраивать обоих малышей на коленях.
Держать их было неудобно, но дети притихли, и она не могда сдержать улыбки от того, как они прятали мордашки у нее на груди, всю ее заполонила нежность при виде светленьких макушек и черных блестящих глазенок, которые уже начинали закрываться, стоило ей тихонько запеть.
Она скорее ощутила, чем увидела. Еще до того, как подняла глаза. Мужчины смотрели на нее, оба, отставив свой коньяк и позабыв о шахматах. Что-то было такое в этих взглядах, одобрительном и поддерживающем старшего Аверина и пронзительном и благодарном Клима, отчего она вдруг ощутила себя очень важной и ценной. Да, именно, они смотрели на нее как на чудо, с теплом, с нежностью, а она никогда еще не чувствовала себя такой нужной и защищенной, и это было незнакомое, но удивительно приятное чувство.
— Их можно уложить в спальне, — первым нарушил тишину Костя.
Клим опомнился, подошел и склонился к Кате.
— Давай мне, я отнесу.
Но полусонные дети вцепились в нее и начали хныкать, она мотнула головой и крепче прижала малышей, покачивая их и успокаивая.
— Не надо, пусть спят. Потом.
— Тебе ведь так тяжело… — Клим осмотрелся, уселся на диван, упершись спиной в угол, а саму Катю аккуратно притянул на себя и накрыл ее руки сверху своими.
Сразу стало легче, как ни крути, мужчины в разы сильнее.
— Обопрись на меня, — услышала она над ухом.
«Почему нет? Так в самом деле будет удобнее». Катя улеглась на широкую грудь, как на шезлонг, сильные руки Клима удерживали детей, и она позволила себе расслабиться.
В камине потрескивали дрова, сопели на руках малыши, а древесный запах с каплей цитрусовой нотки обволакивал как кокон. Сквозь сон она ощутила легкий поцелуй в висок, и от этого по всему телу разлилась теплая нега. Катя набралась храбрости, погладила большим пальцем тыльную сторону ладони, лежащую поверх ее руки, и тут же ощутила, как к макушке прижимается колючая щека.