Чайлдфри
Шрифт:
Клим утешал ее и целовал, и называл самой своей любимой девочкой, она же все не успокаивалась, потому что слишком хорошо все было, от чего даже становилось как-то тревожно. Но муж списал все это на «беременные» страхи, она еще немножко поплакала, а потом успокоилась. Если Клим сказал, что все будет хорошо, значит так и будет. С тех пор, как Катя выбрала белый конверт, он ни разу не дал повода усомниться в правильности принятого решения.
После лечения в Израиле маме стало намного лучше, она с удовольствием помогала
— Мам, он что, не понравился тебе внешне? — спросила ее как-то Катя.
— Ну ты же влюблена была в своего Силанина, а Сашенька на него совсем не похож. Вот мне и думалось, что тебе он не понравится. Кто же знал, что вы давно поладили! — развела руками мама.
Катя только хмыкнула. Еще бы! Как можно сравнивать Силанина и ее Клима? Это же небо и земля! Еще они много говорили об Алле.
— Ее отец был очень красив, он бросил меня, как только узнал, что я беременна, твой отец очень старался Алле его заменить, а я всегда чувствовала себя виноватой перед ней. И перед ним тоже, — вздыхала мама. — Она в точности повторила мою судьбу, бедная моя девочка…
Кате не хотелось больше ничего обсуждать, прошлое осталось в прошлом. Она сама теперь понимала, что останься Алла в живых и будь Клим-Александр рядом, их с Катей все равно потянуло бы друг к другу, и тогда все оказалось бы гораздо сложнее. Зато после рождения дочери она очень хорошо стала понимать сестру.
— Ты знаешь, если бы ты меня бросил с Сонечкой, я бы тебе все равно была очень благодарна за нее, — как-то призналась она мужу после того, как они впервые вместе искупали, накормили и уложили малышку спать.
Клим даже отвечать не стал, посмотрел на нее как на полоумную, притянул на плечо и уснул. Кате же не спалось, она смотрела в потолок, гладила обнимавшую ее руку мужа и давилась слезами. Какая разница, что это от счастья, все равно давилась, чтобы Клима не разбудить.
Ей все нравилось в своей девочке — и малюсенькие пальчики, и крошечный аккуратный носик, и пушистые волосики, а особенно запах. Дочка пахла молоком и Климом, потому что он в буквальном смысле не спускал ее с рук. Муж специально взял месячный отпуск, чтобы провести его со своей уже такой немаленькой семьей.
— Ой, подумаешь, трое! — фыркал Костя, глядя на нависающего над кроваткой племянника, — вот родишь шестерых, тогда я на тебя посмотрю!
Клим лишь отмахивался, а Катя смеялась и держала телефон, чтобы Аверину было лучше видно. Она познакомилась со всеми его сыновьями и не могла не признать, что при всей напускной отстраненности отец он ответственный и заботливый. Там и правда была целая беда с матерями.
— И где ты их выискиваешь таких стервозных? — ворчала она после общения с очередной «недоженой» Константина Марковича.
— Так а что мне? — удивлялся тот. — Со мной они по струночке ходят, детьми занимаются, иначе знают, что заберу, особенно старших. Я и так жду не дождусь, когда они все подрастут и с ними уже можно будет нормально общаться.
Общаться с маленькими детьми Аверин не слишком умел. Самому старшему его сыну было двенадцать лет, младшему пять. Ах, простите, теперь уже нет. Самому младшему было три месяца в утробе, и это снова был мальчик.
— Не женских ты дел мастер, — назидательно говорил ему племянник, гордо держащий на руках свою девочку.
Катя только сочувственно вздыхала и спрашивала светящегося от счастья мужа:
— Слушай, может у него и правда две игрек-хромосомы?
— Все может быть, — соглашался Клим и тут же добавлял, — как хорошо, что это не наследственное!
Кстати, нынешняя подруга Аверина их обоих весьма удивила. Мало того, что она сходу послала Костю с его манифестом-договором, так еще и открыто дала понять, что имеет в виду его финансовую поддержку тоже.
— В гробу я это видала, Аверин, — сообщила она, — раз уж залетела, справлюсь сама. А ты садись на свой вертолет и лети…
Указанный маршрут был довольно известным и попуярным. И удивительное дело, Аверин пока никуда не собирался. Ольга была доктором, хирургом, они и познакомились с Костей, когда его подстрелили. На охоте, как объяснили Кате мужчины, а она только скептически качала головой. На охоте так на охоте, кто ж сомневается, там поголовно все только то и делают, что пуляют друг в друга.
— Им давно следовало тебя послать, — говорила Катя, а Костя недовольно морщился.
— Ерунда, просто сейчас мне с ней хорошо, а против детей я никогда не был. Вот начнет мне мозги мыть, тогда и поглядим.
Катя не зря вспомнила о родиче, тот не замедлил явиться.
— Все Климовы в сборе, какая прелесть! — проговорил Аверин, заглядывая в спальню.
Ваня с Матвеем побежали здороваться, а потом потащили знакомить с сестрой. Костя подошел к кровати.
— Не дыши на нее, — уперся ему в плечо племянник, — от тебя несет табаком.
— Да ладно тебе, чахнешь над ней, как Кощей, — усмехнулся Костя, — я уже два месяца как курить бросил. И руки помыл, не тебе меня учить, как обращаться с младенцами!
Он склонился над девочкой и погладил ее по ручке.
— Какая маленькая! — в его голосе сквозило такое тепло, что Катя непроизвольно хлюпнула носом. — Пацаны те здоровые рождаются, а эта как куколка! Молодец, племянница!
Он погладил ее по голове и снова уставился на Софийку.
— Наша. Аверина, — довольно заключил Костя, и они с Климом понимающе переглянулись.
— Может, седьмая будет девочка? — попыталась Катя утешить родственника.
— Или десятая, — подсказал Клим, но Костя не расположен был ругаться и спорить.