Чебурашка
Шрифт:
У дяди Пети квартира в Крылатском, недалеко от гребного канала, но чего уж говорить, жить в центре гораздо прикольнее. Тем более, номер оказывается очень приятным, чистым и красивым. Под ногами паркет, а за окном захватывающий вид на площадь трёх вокзалов.
После размещения отец сразу убегает в Главснаб, а я чешу в ГУМ. Еду на метро, иду, любуюсь красотами. Дорогая моя столица, золотая моя Москва. Народу везде много, но не так, как в моё время. Опять же в
Добравшись до ГУМа, я решаю для начала потусоваться поблизости. Смотрю на кремлёвские башни, на Василия Блаженного, на огромную очередь в мавзолей. Вдыхаю полной грудью великодержавный воздух столицы, а сам смотрю и примечаю, кто тут и что предлагает. Никто и ничего. Или я не там брожу, или сегодня не «базарный день».
В общем, я захожу внутрь и двигаю к отделу пластинок. ГУМ прекрасен. Мостики, галереи, этажи, лёгкость и основательность, мнимое изобилие и толпы людей. Ощущение праздника в эпоху дефицита – это нужно уметь создать.
Выбор тут, конечно, не в пример богаче, чем в нашей «Мелодии» на площади Пушкина, но релизы отечественной фирмы грамзаписи меня не особо интересуют. Так же, как «Пантоны», «Супрафоны» и прочие лейблы братских социалистических стран.
На самом деле, я поглядываю где тут эти хвалёные фарцовщики. Прохаживаюсь, прохаживаюсь и наконец обращаю внимание на немного нервного парнягу у киосков «Союзпечать».
Он вроде покупает газету, а сам явно прикрывает ногой стоящий между киосками "дипломат". При этом он успевает не слишком заметно озираться.
Я иду прямо к нему, полагая, что мой юный возраст исключит подозрения в причастности к милиции.
– Есть чё? – спрашиваю я, беря его под руку.
– Тебе чего пацан? – вздрагивает он и быстро сканирует пространство вокруг.
– Кримсон, Флитвуд Мэк, Дип Перпл… – перечисляю я. – Есть что-то?
Делец недоверчиво проходится по мне взглядом.
– «Квин» есть прошлогодний, – тихонько говорит он, убедившись вероятно, что я явно не мент. – «Хот Спейс», «Юрайа Хип».
– Сколько Квины? – уточняю я.
– Шестьдесят, – пожимает он плечами и крутит по сторонам головой.
– Чего? – удивляюсь я. – Давай, тогда уж сто шестьдесят, чего мелочиться. Больше тридцати дать не могу.
– Нет. Пласт новый почти. Иди парень, не привлекай внимания.
– Ты сам своим видом привлекаешь, – усмехаюсь я. – Покажи хоть, что там у тебя. Заюзанный вусмерть диск впариваешь мне за бешенные деньги. Где выпущен?
– "Голливуд рекордз", – отвечает он. – Фирменный.
В итоге мы договариваемся на сорока пяти рублях.
– Надо осмотреть, – говорю я. – Может, там гвоздём царапали.
– Ну, давай отойдём, – предлагает он.
– Дай глянуть. Доставать не буду, просто приоткрой чемодан. И потом уже пойдём.
– Он снова озирается и берёт «дипломат» в руку. Чуть приоткрывает крышку и я пытаюсь хоть что-то увидеть в эту щель, как вдруг в этот момент раздаётся строгий голос:
– Так, граждане, дипломат сюда и проходим на второй этаж. Давайте, давайте, не привлекайте внимания. Быстро шагаем в отделение…
7. Тише, мыши, кот на крыше
Капец, приехали. Как говорил Рыбников, кажется в «Весне на Заречной…», первый поцелуй и такой горячий. Это я об отношениях нового меня со столицей…
Мы поднимаемся на второй этаж и заходим в скучную и совершенно непраздничную дверь в скучное, совершенно непраздничное помещение с такими же скучными и непраздничными людьми. Стены, выкрашенные до середины масляной краской с подтёками. Ну, блин.
Имя, фамилия, дата рождения, прописка…
– Товарищ капитан, а в чём, собственно, дело?
Он заполняет бумаги, на меня не смотрит и дымит цигаркой. Деловой, собранный, скучный. Времена меняются, а вот эта картинка с жандармом, бумагами и клубами дыма остаётся всегда без изменений. Данность. Не требующая доказательств, аксиома бытия.
Бывал я в таких кабинетах… Не я, а скрытый во мне мистер Хайд, сумрачный док. Бывал. Объект нападения, особенно дерзкий, отчаянный и ужаленный часто оказывается перед такими вот капитанами не в качестве жертвы. Парадокс? Да нет, обычное дело… Не хочется вспоминать, будить зверя, в общем.
– Вы на каком основании меня привели? Я несовершеннолетний, никаких противоправных действий не совершал. Гулял по самому красивому магазину страны. В чём дело-то?
– Ух-ты, грамотный какой, – хмыкает капитан. – Не надо у спекулянтов с рук ничего покупать и никто задерживать не будет.
– Шутите? Покупать у спекулянтов? Я и не покупал. У товарища замок открыт был на «дипломате», я его предупредил и всё.
– Может, и не покупал, зато он продавал. Синицкий, отведи его к Истомину.
К Истомину ведут не меня, а чувака с пластами.
– У него полный чемодан иностранных пластинок, – поясняет капитан. – Мы его знаем, он злостный спекулянт. Подыскивает вот таких, как ты малолетних дурачков и продаёт им свою отраву идеологическую. Тебя никто не задерживал, кстати, нечего пыжиться. Ты здесь на профилактической беседе, ясно?
– То есть, я могу встать и уйти? – уточняю я.
– Можешь, – выдыхает он струю дыма, скривив губы. – Но я тебе советую не торопиться и послушать мудрые слова, которые уберегут тебя в будущем от нарушения закона. Да и что вообще вы находите в этой заморской галиматье. Они же не по-нашему поют.