Чеченские рассказы
Шрифт:
– Дима, а что ты больше всего-всего хочешь в жизни? Ну, какая у тебя мечта?
Майор долго молчал.
Так долго, что Максудова даже зажмурилась от предчувствия чего-то необыкновенно прекрасного.
– В Сочи хочу съездить. Ни разу не был, а под боком ведь.
Весна 2003
Неожиданный поворот
– Саша, оставь ты ребенка в покое. Это ты хотел быть офицером, а не он! Ты говоришь… ты вспомни… и тогда
Да, тогда хоть отдаленно это на людей было похоже…
– Нет, Мишка, я уже завелся. Ты мне этого не говори. Он же не в пехоту пойдет, а будет шифровальщиком (!). Будет в особом отделе или в штабе…
– Каком штабе! В штабе свои дети есть. А твой, сын сварщика, попадет на Колыму, командиром взвода связи, туда, где три дома последних еще не завалились, а оттуда – в командировку. В лучшем случае – на
Сахалин. В худшем – в Республику Чечня!
Они сидели на кухне и пили пиво. Старинные часы с кукушкой показывали полночь.
– Сначала я хотел в военное училище, а теперь хочу в институт.
– Ты сам хотел в училище или это папа хотел?
– Не знаю.
– Может, и слава богу, хоть и нельзя, наверное, так говорить… все эти болячки нашли у тебя. Ерунда это все. Так бы всю жизнь прожил и не узнал бы, что ты в офицеры не годен. В армии сейчас делать нечего. Там служат одни отбросы общества. Ну, отбросы – не отбросы, беднота самая, кто отмазаться не смог. У кого денег совсем нет. А твой отец платит за твое обучение. Надо сказать ему огромное спасибо.
Они шли мимо стройки и обходили большие грязные лужи. Михаил бросил в жирную черную жижу окурок и сплюнул.
– Вы где служите?
– За штатом.
Изможденный облезший солдат на КПП стал наворачивать аппарат полевой связи.
– Товарищ капитан, тут старший лейтенант Пименов, в гражданке… за штатом… к полковнику Ващенко…
– Проходите.
– Разрешите, товарищ полковник?
– Ты почему на службу не ходишь (молодой перспективный полковник за столом посмотрел на Пименова не грозно и потянулся за папкой с рапортами)?
– Товарищ полковник, думаю, не составит особого труда… перевести меня в 46-ю в Грозный?
– А че так кардинально?
– Мне до конца контракта полтора года осталось. Там платят что-то
(?), подзаработаю… Да и займусь чем-нибудь полезным.
***
Когда старший лейтенант Пименов следовал по назначению к новому месту службы, в глазах его, мягких и радостных, можно было прочесть удовлетворение. Он совершенно забыл, что два месяца назад говорил племяннику Димке, что в армии служат “отбросы общества”.
Стояла весна.
3 апреля 2003 г.
Санкт-Петербург
Чрезвычайное происшествие
“Настоящим довожу до Вашего сведения, что 21 июня 20… года в 16 часов 40 минут я зашел в канцелярию первой учебной роты после того, как почувствовал запах гари…”
Из рапорта ст. л-та Э.Ю. Вострозуб
Старший лейтенант Копылов год не выходил на службу. Он отнес толстой женщине в секретную часть рапорт об увольнении, потому что его оскорбил командир батальона.
Копылов приехал из Чечни, выходных ему не давали, отпуск за прошлый год простили. Он был потрясен жужжащими пулями и разорвавшимся в клочья прапорщиком Подколзиным.
Копылов нервничал и больно ударил одного рядового. Рядовой нагло грозился подать в суд, потому что не ездил в Чечню и знал законы.
Техника в парке стояла без присмотра, и младший сержант со странной фамилией Погибель покинул пост уборки бэтээров. И тут налетел подполковник Брегей и назвал Копылова мудаком.
Худосочный Копылов мнил себя героем войны; он вернулся из первой командировки; там за спецоперацию ему жал руку комдив. Наградной не писали. Боевые задерживали. Люба не любила его. Солдаты не хотели слушать команд этого старшего лейтенанта, зато слышали, что он
“мудак”, и улыбались, составляя последнюю каплю терпения.
Ночью Копылов не спал. Позавчера он решил прийти в полк и записаться в ближайшую партию. “Хрен на эту казарму и автопарк, а в Чечне служить можно. Там ты человек”.
Так легко ему стало от этих мыслей.
Но нахлынувший визг пуль и прапорщик Подколзин все равно не давали уснуть. Копылов ворочался с боку на бок, вставал пить воду и ходил в туалет. Под утро Копылов провалился в порывистый сон, и школьная отвратительная директриса стала выгонять его из своей постели, он от стыда не мог найти трусы, надел детские колготки и проснулся в поту от ужаса. Прапорщик Подколзин сидел у его ног и говорил мертвым голосом: “Всегда везти не может, запомни Копылов!” Было 7 часов.
В 8 утра Копылов пришел в полк, и его отправили в поселок
Александрийский на учебный сбор. Здесь старший лейтенант приходил в себя и собирал свои мысли. Одна мысль нашептывала: набирайся духа и езжай в Чечню; другая – пропадешь, Подколзин на том свете знает все; третья мысль была не мыслью даже, а голосом подполковника Брегея.
Голос говорил: “мудак”.
Когда солдат Пильщиков заполнил лист беседы и старший лейтенант прочел в нем, что отец Пильщикова неоднократно бывал за границей, а именно в городе Тольятти, Копылов стал думать и об этом непонятном событии.
Он посмотрел, в какой стране живет сам Пильщиков, потом – в каком городе. Оказалось, что в поселке Узлы Волгоградской области. Позже
Копылов взял лист солдата Ельцина и прочел в нем, что Ельцин по специальности является водителем гусеничного трактора.
Когда из канцелярии стал пробиваться дым и в нее зашел замполит роты старший лейтенант Вострозуб, Копылов сидел в турецкой позе у пылающего вороха листов беседы, мычал и отчаянно отмахивался.
В клубах и обрывках пепла ему чудился разорвавшийся в клочья прапорщик Подколзин.