Чекист. Западный рубеж
Шрифт:
Наш бронепоезд все больше и больше напоминал цыганский табор. Мало нам развешенного вдоль и поперек путей нижнего солдатского белья, так кое-кто из личного состава начал потихонечку обустраивать на перроне нечто среднее между шатрами или палатками, приспосабливая какую-то мешковину, куски дефицитного брезента. Я из-за этого ругался, требовал убрать. Слушались, все убирали и разбирали, но как только я уходил, все возвращалось на круги своя. Но слишком сильно ругать бойцов не стоило. Май двадцатого выдался слишком жарким, а спать в раскаленном за день бронепоезде – удовольствие ниже среднего. Подозреваю, что в вагонах на ночь оставалась лишь Нюся,
Кстати. Не буду я Веревкина никому отдавать. Оставлю его при себе. Авось пригодится.
Известие о скором отъезде вызвало нескрываемую радость. Понятное дело, в Москве хорошо, а дома лучше. Озадачив личный состав, отправился в гостиницу «Метрополь». Официально, разумеется, я ушел по делам.
Наталья Андреевна встретила меня вопросом:
– Кеды пан выежджа?
Это она по-каковски спросила, по-польски? Ух ты, «старая» большевичка, так ты еще и полиглот.
– Чи пани муви по-польски? – улыбнулся я.
Кажется, настал черед удивляться Наталье Андреевне моим познаниям, хотя в моем лексиконе было всего несколько польских слов и выражений.
– Розумем по польску, але муве бардзо желе, – хмыкнула женщина. – Чи пан Аксенов муви по-польски?
– Муве только по росийски, – вздохнул я, и спохватился: – Милая пани, а чего вына польский язык перешли? Или, вам известны какие-то секреты?
Я сделал строгое лицо, а дочь графа Комаровского усмехнулась.
– А вы не забыли, товарищ Аксенов, где я работаю? Все, что касается внешнеполитических вопросов, обсуждается в Коминтерне. Обсуждения, разумеется, чисто формальные, но ЦК РКП (б) обязан поставить Коммунистический интернационал в известность о его кадровой политике в отношении других государств. Если честно – сама была удивлена, услышав твою фамилию. Впрочем, в ваши секреты я залезать не стану, своих хватает, но польский язык, Володя, учить придется. Как ты в Польше собираешься работать?
– Попрошу путеводитель по Варшаве, – мрачно сообщил я.
– Надо говорить: «Попрошэ о пшэводник по Варшаве в езыку росыйским», – назидательно сказала Наталья Андреевна, став похожей на молодую учительницу.
То, что услышал, мне не понравилось. Нет, чисто теоретически, я Коминтерну доверяю, но стоит ли давать информацию о том, что еще только в проекте? И вообще, надо ли делиться секретными данными с организацией, состоящей, в основном, из иностранцев?
Вслух, понятное дело, свои сомнения я высказывать не стал. Зачем обижать Наташу? Да, а откуда она знает польский язык? Хотя…
– Пани, а ваша фамилия, случайно, на самом деле не Камаровски? – поинтересовался я.
– А то! – гордо отозвалась Наталья. – Наш род – от герба Остоя. Между прочем, самый древний род Польши. А герб…
Наташа откашлялась, а потом важно произнесла:
– В поле червлёном два полумесяца золотых, обращённых рогами один влево, другой вправо; а меж ними остриём вниз меч, крыж которого имеет вид креста. Над шлемом пять страусовых пера.
– Ух ты, – восхитился я. – Так ты, пани, еще и из шляхты.
– Фи, – сморщила носик графинюшка. – Мой род уже столько лет служит России, что мы уже не воспринимаем себя поляками. Прапрадед вместе с Суворовым Прагу брал, за что золотое оружие от императрицы получил. И язык польский батюшка учить заставил. Его, отчего-то, на все польское пробило.
– Так может, оно и не хуже, – рассудительно сказал
– Ага, – поддакнула Наталья Андреевна, потом вздохнула: – Не представляешь, как я страдала из-за папочкиной причуды. В гимназии – латынь, древнегреческий, французский с немецким, а дома английский с польским.
– Бедная девочка, – искренне пожалел я Наталью, но она только отмахнулась.
– Вон, специально для тебя прихватила.
Наташа кивнула на подоконник, где лежало несколько книг.
Я принялся перебирать книги. Разумеется, Наталья взяла Сенкевича.
– «Огнем и мечом», – перевел я название. Когда-то читал. Правда, на русском языке. Там что-то про Речь Посполитую во времена восстания Богдана Хмельницкого.
– Огнем и мечем, – поправила меня Наталья.
– Мечем так мечем, – покладисто согласился я, потянув к себе другую книгу, потоньше.
Это оказался русско-польский разговорник. Я ждал, что там окажется нечто вроде фразы «как пройти в библиотеку», с переводом, но половина разговорника занимала грамматика, и правила произношения польских звуков.
Наткнувшись на звук «Z», прочитал, что это «Z – звонкое соответствие звука «s», подобен русскому мягкому «жь»: przyja'z'n, дружба, произносится как «пшыяжьнь».
– Пшыяжьнь, – попытался произнести я вслух, и с грустью понял, что в Польше мне понадобится переводчик.
Глава 2. Парламентер – 2
Мне бы радоваться, что скоро вернусь в относительно мирную жизнь, где придется заниматься рутинной работой, но на сердце было неспокойно. Ведь мне-то известно, чем закончится Польский поход, а я ничего не пытаюсь сделать, чтобы спасти жизни тысяч красноармейцев. Может, стоило выпросить у Дзержинского назначение на Западный фронт и прямо сейчас начинать работу по организации в тылу поляков агентурной сети, диверсионных групп?
Дело-то неплохое, только как мотивировать собственное желание? Объяснять, что мои товарищи на Западном направлении не умеют организовать работу? А еще – в каком качестве я туда отправлюсь? Начальник губчека и особоуполномоченный ВЧК не имеет права просить должность рядового чекиста. Возглавить особый отдел дивизии, или фронта? Даже если допустить, что Дзержинский удовлетворит ходатайство, на дивизионном уровне не те масштабы. В подчинении десять человек, взвод бойцов. Чтобы арестовать кого-нибудь, сил и средств хватит, а вот для серьезной работы нет. Всерьез – это уже уровень фронта. Особым отделом фронта там заправляет товарищ Медведь, давний друг самого Феликса Эдмундовича и со своей работой вполне справляется. Тот же Дзержинский решит, что Аксенов собрался подсиживать коллегу. К тому же, сильно подозреваю, что мое назначение на пост «серого кардинала» Польши зависело не только от желания Председателя ВЧК, но и кого-то еще, повыше уровнем, и теперь просто взять, и отыграть «взад», не получится даже у Феликса Эдмундовича.
Значит, пока пусть все идет, как идет. Возвращаюсь в Архангельск, выполняю свою повседневную работу, параллельно выступаю на заседании губисполкома с предложением о введении продналога. Ну, а еще начинаю готовиться к работе «секретного» руководителя ВЧК Польской республики. Скорее всего, из Архангельска меня выдернут в конце июня, начале июля. Стало быть, время на подготовку есть. Жаль, разумеется, что в Польше придется все делать в спешке, но если предпринять кое-какие меры заранее, то время можно и сэкономить.