Чекисты рассказывают. Книга 5-я
Шрифт:
— Командуйте, командуйте...
Я выслал вперед двух связных. Необходимо было уточнить, где немцы, и установить контакт с прикрывающим нас истребительным батальоном. Довольно скоро наши товарищи возвратились. Кубарем скатившись с кручи под капонир, они доложили, что сами видели немецких автоматчиков и что истребительный батальон с боем отходит к реке. Вскоре и мы уже могли наблюдать вражеских мотоциклистов на территории завода. А сигнала все не было. Железнодорожный мост стоял целехонек, злополучные бронепоезда не появлялись — черт знает, где они запропастились?! Дальнейшее
— Ну, Геннадий, давай, — сказал я Звереву. — Крути свою машинку!
Казалось, что под нами разверзлась земля. Повсюду загрохотало, в воздух взметнулись куски металла, арматуры, тучи пыли. Взрывы гремели один за другим. И так двадцать четыре раза — точно по количеству заложенных снарядов. Потом над заводом всколыхнулась яркая вспышка пламени и к небу повалил густой дым, накрывая своим черным крылом весь город, и реку, и горизонт. Горели нефтяные амбары. Это сработала группа «факельщиков» Василия Клечкина.
Пора было уходить. Мы спустились к берегу, сели в катер и отчалили. Натужно стрекоча двигателем, тяжело осевший в воду катер все дальше и дальше уносил нас от города. Наступило странное затишье. Немецкие самолеты, до этого зверски бомбившие и обстреливающие с бреющего полета наши отступающие части и беженцев, неожиданно исчезли. Дым и копоть лишили их видимости, а теперь прикрывали и наш отход. Город горел, полыхал берег, где еще несколько минут назад был завод, и черная зловещая туча венчала это пожарище. Получился тот самый фейерверк, который просил устроить немцам Селезнев в нашем последнем ночном разговоре.
Районный центр — адыгейский аул Тахтамукай — был местом сбора работников аппарата крайкома и горкома партии, а также чекистов, покинувших город. Прибыв сюда и разузнав, что штаб фронта, руководство крайкома и управления НКВД отбыли на Горячий Ключ, мы со Зверевым решили добираться туда. Отчаявшись отыскать в скопище машин, телег и повозок наш «Бьюик», двинулись пешком. К ночи были на месте. Одной из первых, кого я встретил в Горячем Ключе, была моя жена — Валентина Александровна. Она была сотрудницей нашего управления и находилась здесь вместе с остальными. Увидев меня, Валя кинулась ко мне вся в слезах.
— Сказали, что ты погиб, — всхлипывая, говорила она, прижимаясь к моей пропыленной и грязной гимнастерке.
Спустя пять минут то же самое я услышал и от Селезнева, которому доложил о выполнении задания.
— А нам сказали, что ты погиб.
— Как видите, жив, — ответил я, протестуя в душе против нелепости подобных слухов.
— Да ты не огорчайся, — успокоил меня секретарь горкома партии Санин. — Вот нас с Гончаренкой немцы уже повесили. — И он извлек из кармана галифе фашистскую листовку с двумя портретами. — Ничего! Теперь целее будем!
Здесь, в Горячем Ключе, я долго не задержался. Надо было срочно выехать в Нефтегорский район и завершить выполнение задания — вывести из строя скважины. Наскоро попрощавшись с женой, я тут же уехал. Утром следующего дня мы были уже в Хадыжах.
Работа по консервации скважин была здесь в принципе закончена. Оставалось лишь взорвать наземное оборудование. Но с этим решили не спешить, все еще надеялись, что немцев, наконец, остановят. Тем более, как стало известно, в боях за переправу у станицы Пашковской, где сражались сибиряки из 30-й Иркутской стрелковой дивизии, нашим войскам удалось потеснить гитлеровцев. Здесь же, в Хадыжах, временно дислоцировался штаб фронта. Когда я появился там, чтобы согласовать с военным командованием точное время взрывов, ко мне обратился член Военного Совета фронта:
— Любопытно взглянуть, как вы там скважины законопатили. Покажете?
Когда мы прибыли на промыслы, группа чекистов из Нефтегорского райотдела НКВД, взрывники и специалисты-нефтяники Байбакова и начальника «Краснодарнефти» Апряткина подчищали последние «Мелочи». Ни одна скважина уже не работала, демонтировано было наземное оборудование — компрессорные, качалки, подстанции. Остальное подлежало уничтожению.
После осмотра промыслов военные уехали, а мы приступили к делу.
Пока работали, не очень-то думали о противнике. Надеялись, что, взяв город, он застрянет там ненадолго, а может, даже удастся выкурить его оттуда. И когда кто-то из нашей группы крикнул: «Немцы!» — для всех это было полной неожиданностью. Действительно, по горному серпантину со стороны станицы Апшеронской, вздымая далеко заметное облако пыли, двигалась механизированная колонна фашистов.
Оставив взрывников на месте и дав команду приготовиться и ждать моего сигнала, я поспешил к штабу. На крыльце небольшого дома в окружении своих генералов стоял С. М. Буденный. Вид у него был озабоченный, даже хмурый. Заметно было, что он чем-то недоволен, усы грозно вздернуты кверху.
— Товарищ маршал, — обратился я к Буденному, — немцы в четырех-пяти километрах... Я сам видел, товарищ маршал. Штабу угрожает опасность.
Буденный немного помедлил, потом повернулся к начальнику штаба:
— Командуйте, генерал, сниматься. Сведениям чекиста не могу не доверять.
Потом ко мне подошел Иван Федорович Рябинин, начальник Нефтегорского райотдела НКВД.
— Прощай, Алексей, мне пора в лес.
Некоторое время назад он был утвержден командиром партизанского отряда, сформированного из местного партактива и чекистов.
— Удачи тебе! — И мы крепко с ним обнялись.
Вскоре я узнал, что в первых же боях с фашистами он был убит.
Как только штаб фронта выехал из Хадыжей в сторону Туапсе, мы приступили к уничтожению оборудования нефтепромыслов...
Потом долго догоняли штабную колонну. Шоссе было забито отступающими частями, людьми, автомашинами, подводами, гуртами скота. Все это, тревожимое частыми бомбежками и обстрелами с воздуха, неспешно двигалось на юг в зное и пыли августовского дня. Давно уже на Кубани не было такой жары, как в то лето.