Чекисты. Книга первая
Шрифт:
Слушая тихую речь арестованного, Котельников мысленно сравнивал этого старого несчастного портного с его клиентом — раскормленным барином, розовощеким, с тонкими холеными усиками, холодными наглыми глазами.
— Почему хромаете? — резко спрашивает Котельников.
— Война. Перемышль, дорогой товарищ, — отвечает портной.
Котельников и Карамышев переглядываются: во время прорыва на Карпаты солдат сибирского стрелкового полка Григорий Котельников был тяжело ранен в грудь, и в те же дни миноносец “Дерзкий”
Арестованного уводят.
— К этому есть еще справка председателя домового комитета по Казначейской, 6, — говорит Котельников. — Вот: “Портной Сырков. Притащился в город с германской… поведением своим никого под угрозу не ставил, мастерил понемножку”. Как твое мнение?
— А за что мы его привлекать будем? — спрашивает Карамышев, большим пальцем приминая в трубке табак. — За то, что он себе кусок хлеба добывал? Взять подписку о невыезде. Из-под ареста освободить…
В прошлом — кулацкое восстание в Заречье, в прошлом — кумачовые плакаты на улицах: “Все на борьбу с Врангелем”, в прошлом — прощание друзей: Григорий Котельников назначен в Особый отдел армии; в тыл врага, в Крым, на рыбацкой шхуне уходит Петр Карамышев.
Память сближает вехи жизни: нашими войсками взят Перекоп, в Особый отдел приходит известие о гибели Петра Карамышева, узнанного “кем-то из чинов врангелевской контрразведки” и замученного в тюрьме…
Маленький белый домик, увитый виноградом. Глухой шум прибоя. Ночь. За перегородкой стрекочет пишущая машинка. Последняя шифровка Петра Карамышева, долгое время бродившая по Крыму, попала наконец в руки Котельникова:
“Портной Сырков — иностранный шпион и резидент — фактический руководитель контрразведки “белых”. Подлинное имя — Реджинальд Чейз”.
— Но ведь я убил его, ведь я убил Реджинальда Чейза! — повторял Котельников, шагая по “комнате приезжих” и снова останавливаясь возле картины, изображающей горную цепь. — Ведь я убил его, убил в открытом бою, на нашей земле.
Этому должно быть… Вовке только что исполнилось шесть лет. Значит, это было… это было 11 апреля 1931 года. Да, как раз в день рождения Вовки.
Звонила жена и просила, чтобы он поскорее возвращался домой. Но он был занят. Он допрашивал пленного басмача.
— Трижды ваша шайка нарушала советскую границу, — медленно говорит Котельников. — Вы теряете людей, оружие, лошадей. Немного вас удрало обратно за кордон. Кто дает вам новых людей, лошадей, оружие?
— Мамед-хан…
— Мамед-хан! Это я слышал не раз. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь. Носит ли он длинную бороду? Какого цвета его чалма?
— Не знаю.
— Но ведь ты служил в его банде?
— Никто не может видеть лицо Мамед-хана. Старый человек, святой человек.
— Какой конь под ним?
— Он не джигит, — вздыхает пленный. — Старый
Котельников резко встает. Скрипят командирские ремни, обхватившие его высокие худые плечи. Напрасный допрос. Похоже, что басмачи в самом деле не знают, кто их хозяин.
Узкой тропкой Котельников идет домой. Высокое азиатское небо затянуто густой звездной сеткой. Тишина.
У самого дома Котельникова настигает верховой.
— Товарищ комендант! — кричит он, не спешиваясь. — Мамед-хан! Двести сабель. Перешли границу. Убит начальник заставы…
Что заставило сесть в седло “святого человека”? Неудачи, которые привели в ярость его начальство? Слепая ненависть к русским? Или, быть может, вспомнил он стародавние времена, Африку и себя, молодого, в пробковом шлеме, с винчестером в руках, под тонкий напев сигнального рожка ведущего роту в атаку против толпы беззащитных бурских женщин?..
На утро в коротком рапорте Котельников сообщил начальству, что басмаческая шайка, вторгшаяся на советскую территорию, уничтожена. Главарь шайки — агент иностранной разведки, так называемый. “Мамед-хан” — убит. Подлинное его имя — Реджинальд Чейз.
Котельников не мог ошибиться. Разве забудешь лицо “хромого портного” — убийцы Петра Карамышева?
Но для того, чтобы цепь воспоминаний была нераздельной, память Котельникова должна совершить еще один стремительный скачок через десять лет.
В Москве в служебном кабинете Котельникова дает показания шпион с паспортом на имя “Ивана Ивановича Иванова”.
Еще на заставе, пойманный пограничниками, осознав свой провал, он обстоятельно рассказал о своем путешествии. В кабинете Котельникова он был еще более откровенен, назвал фамилию своего шефа:
— Сэр Реджинальд Чейз — большой специалист по русским делам… Что? Да, да. Это совершенно точно. Его имя — Реджинальд Чейз.
Еще не рассвело, когда генерал вызвал начальника заставы. Фокин, как всегда, выглядел свежо, и, как всегда, его лицо было приветливо.
Войдя, он сразу заметил, что генерал не отдыхал. Постель даже не смята. Горел не ночник, а верхняя лампа. В ее свете лицо генерала с глубоко запавшими глазами казалось желтым. Котельников сидел за столом, прямой и неподвижный.
— Товарищ Фокин, — сухо сказал он, — попрошу привести нарушителя в канцелярию.
Котельников вынул из кармана плоский флакон с одеколоном, смочил платок и несколько раз энергично провел им по лицу. Затем, открыв форточку, проделал несколько гимнастических упражнений. Ветер с моря был уже не штормовой, и хотя еще сильный, но ровный.
Поправив расческой волосы и усы, Котельников вошел в канцелярию, где его ожидали.
— О! Генерал! — оживился нарушитель. — Вы связались с нашим консульством? Когда меня отправят на родину?