Челноки
Шрифт:
Перед выходом Сергея стиснули так, что он уже и не надеялся выскочить на родной остановке целым и невредимым. Прилагая максимум усилий, он всё же сумел пробраться к дверцам и в буквальном смысле чуть ли мешком с проросшими в полёте ногами выпал из троллейбуса. Оказавшись на твёрдой почве, он точно воробей после купания встрепенулся, и стал про себя рассуждать: «Вот она штука – жизнь. В ней так легко сделать человека счастливым. Сделай ему так, чтобы было очень плохо, а потом верни его туда, где ему было просто плохо и, он будет на седьмом небе от счастья, да ещё, пожалуй, и будет благодарить судьбу и радоваться жизни до этого стоявшею рыбной костью поперёк горла. Из этого
Он жил на четвёртом этаже кирпичного пятиэтажного дома, куда они с мамой переехали незадолго до его службы в армии. Возле дома гнездилось несколько одноэтажных домиков. Неподалёку был центральный городской рынок. Он был не из тех ребят, кого называют детьми крайних этажей – мальчишек и девчонок из так называемых «неблагополучных семей» с очень непростыми судьбами. Их родители не смогли выхлопотать для себя жильё на средних этажах. Но по духу был им близок. Во дворе, где он вырос и с кем общался, таковых было не мало. У него в семье тоже не всё шло гладко. Жизнь отца, работавшего прорабом на стройке, окончилась трагически – он свалился с лесов на бетонные плиты строящегося высотного здания и умер после нескольких безуспешных операций. Это было главной причиной переезда на новую квартиру. Маме стало тяжело находится в месте, где ей всё напоминало об отце. Жизнь после смерти отца покатилась по другому руслу.
Осадок от посещения похожего на общежитие учреждения, где лежал отец, до сих пор наваливается терпким и стойким запахом лекарств, несвежего постельного белья, пропитавшихся хлоркой полов. В мыслях предстают хитроумные конструкции, окружавшие кровати пациентов хирургического отделения, состоявшие из многочисленных тросиков, колёсиков, грузиков и верёвочек. Белые халаты вечно занятых врачей. Глаза молоденьких симпатичных медсестер, прокалывающие сердце, будто иголками шприцов и тут же полные грустной надежды взгляды больных. Мир иного восприятия человеческой жизни.
Ноги отца заканчивались большими распухшими ступнями, насквозь пробитыми металлическими стержнями с висевшими на тросиках многочисленными гирями. Лицо, у него было исхудавшее и болезненное. Одни глаза выдавали в нём живого человека. Даже тогда, когда его тонкие губы озаряла улыбка – глаза у него оставались абсолютно серьёзными.
Отец поначалу бодрился, но потом, когда ему стало совсем плохо, с радостью, не просматриваемой не вооруженной любовью взглядом, встречал сына, растягивая губы в том самом подобии улыбки, предвещавшем боль предстоящей разлуки.
Перед окончанием техникума отец с мамой взялись устраивать личную жизнь сына. Через знакомых или через знакомых тех знакомых они стали подыскивать для него подходящую партию.
В последний раз пригласили дальнюю родственницу отца. Девочка Люда с двумя косичками пришла в гости со своей мамой. Обе напустили на себя вид важных и сосредоточенных дам, готовые показать себя дорогим импортным товаром, за тем тогда гонялись все без исключения. За столом стеснялись съесть лишний кусочек, а лишь пожирали взглядами накрытый в честь прихода гостей праздничный стол с разнообразными закусками, на котором чего только не было разве что лягушек и устриц.
Они показались ему ученицами на выпускных экзаменах в средней школе, хотя мама Люды и напускала на себя вид строгой учительницы. Сергея от их важности начал разбирать смех. Он как мог, пытался сдерживаться. Несмотря на то, что ему удалось не рассмеяться и вести себя за столом более или менее прилично, по сравнению со скромными гостями он выглядел сказочным разбойником. При взгляде на хмурые серьёзные лица невесты и будущей тёщи он иногда всё же похихикивал. Хорошо, что гости отнесли это насчет его волнения. Сама девочка, глядя на него испуганными глазами, походила выражением своего личика больше на кролика, предназначенного для изготовления паштета, чем на будущую невесту.
Для приличия он просидел столько, сколько мог, а точнее насколько у него хватило терпения на роль примерного сына своих родителей, а затем, не прощаясь, пренебрегая дипломатическим этикетом можно сказать чисто по-английски, скрылся из дому.
Вспоминая задним числом сватовство, ему было жаль и девочку, невзначай обречённую на поиски жениха и родителей, пытавшихся устроить судьбу сына и мечтавших о внуках и расстаравшиеся для них обоих.
Сергей разулся в прихожей и прошёл к себе комнату. Он повалился на тахту и протянул руку к пульту дистанционного управления. На экране высветились слова: «Новости региона». Появился диктор и начал говорить о недостатках на каком-то предприятии. Он зевнул, словно насытившейся добычей варан и, теряя нить путаных рассуждений, провалился в глубокий сон.
Проснулся от сигналов телевизора: «Пи! Пи! Пи!». Сергей нажал кнопку выключения на пульте и вышел на балкон под чистое и безоблачное усыпанное звёздами благоухавшее свежим воздухом пространство. Под балконом рос старый высокий тополь, тут же зашелестевший под ветерком, как бы ведя сам с собою неторопливый разговор. Над деревом, словно лик бледного юноши проклюнулся молодой месяц. Небо, будто умытое, с хорошо видимыми многочисленными огоньками, хранило неведомую тайну: оно пугало бездонной глубиной и тревожило бесконечностью, маня к себе необъяснимой загадочностью.
«Вот оттуда, из глубины мирозданья и снисходит космическая энергия в виде обстоятельств, которые служат испытанием для души и помогают человеку всю жизнь искать самого себя», – философически размышлял Сергей. Просветлевший от общения с небесами, он несколько раз глубоко вздохнул бродившего свежестью воздуха и вернулся к себе в комнату.
Ужинать не хотелось, Сергей разделся, укрылся тёплым одеялом и снова провалился в сон.
Новое утро пришло как всегда вовремя. Лучи солнца, наливаясь теплом, беззвучно высыпались из окна на ковёр и жёлтой расплющенной дробью рассыпались по постели.
Он открыл глаза и по привычке бросил взгляд на небольшой круглый будильник.
– Уже восемь?! – обращаясь к себе, требовательно сказал Сергей. Он бодро вскочил на ноги в очередной раз с истовым желанием начать новую жизнь, появлявшимся у него примерно один или два раза за полугодие. Желанием соблюдать твёрдый распорядок, умеренность в отношениях с людьми, – без грубости и вспыльчивости, даже по отношению к людям больными хронической подлостью. С желанием сочетать быстроту в поступках и холодный расчет. С идеей всевозможных добрых начинаний. Примерно уже предполагая по времени, насколько хватит его благородного порыва.