Человечество: история, религия, культура. Древняя Греция
Шрифт:
Вместе с Ниобой в Фивы приехала целая сотня рабынь и столько же вышколенных служанок. С их появлением жизнь в царском дворце совершенно переменилась; любое, даже самое простое дело исполнялось теперь с такой чопорностью и церемонностью, что каждому сразу становилось ясно: во дворце поселилась настоящая царица! А какая величественная походка была у Ниобы! Как важно и значительно было каждое произнесенное ею слово! Как она умела одним поворотом головы, одним только движением глаз осадить человека и поставить его на место. Тут уж берегись! Даже самые отважные и находчивые люди чувствовали перед ней невольную робость. Мягкий и уступчивый Амфион вскоре оказался в полной власти своей жены: он смотрел на все ее глазами, слышал ее ушами и даже думал ее мыслями. Зету это совсем не нравилось, однако и он должен был считаться с Ниобой. Она
С появлением Ниобы жизнь другой царицы, Фивы, превратилась в постоянный кошмар. Жена Амфиона не терпела никакого соперничества и потому старалась всячески унизить свою невестку. Поводов к тому находилось бесконечное множество: и предки у Фивы не знатные, и сама она ни слова сказать ни пройти по царски не умеет, и муж ее человек недалекий. Но больнее всего Ниоба уязвляла Фиву разговорами о своих детях. Ведь и в этом, как и во всем другом, ей необычайно повезло. Чуть не каждый год у нее с Амфионом рождались то девочка, то мальчик. И что это были за дети! Все как на подбор умные, красивые, послушные. Девочки росли скромными и работящими, а мальчики ловкими и отважными. Любая мать позавидовала бы таким детям! А что же Фива? Долгие годы она просила богов даровать ей хотя бы одного ребеночка, но те оставались глухи к ее мольбам. Сколько слез пролила несчастная по ночам, сколько насмешек выслушала от своей более удачливой соперницы! Наконец, счастье, казалось, улыбнулось и ей. В тот год, когда Ниоба родила своего седьмого сына Илионея, у Фивы тоже родился мальчик, названный Итилом. Однако и тут царицу ждало горькое разочарование! В то время, как Илионей родился крепким и здоровым, Итил оказался слабеньким и хромым. Жизнь едва теплилась в его маленьком тельце, даже сосать он как следует не умел и, сделав несколько глотков, в бессилии отпускал грудь кормилицы. Все, у кого осталась хоть капелька сострадания, жалели Фиву. Одна Ниоба открыто радовалась ее горю и даже не пыталась этого скрыть. Явившись поглазеть на сына невестки, она громко сказала своим служанкам: «И это все, на что способна Фива? Стоило стараться столько лет, чтобы произвести на свет такого жалкого уродца! Надеюсь, боги будут к нему милосердны, и приберут дитя еще в младенчестве. Не хватало в нашем роду калек!»
Каково было слышать это бедняжке Фиве? Много лет она терпеливо сносила насмешки Ниобы, но теперь ее сердце было переполнено горечью и обидой. Разве не достойна она лучшей доли? Ведь, право, не так уж много просила она у богов – всего лишь одного ребеночка, и в том ей было отказано! Разве справедливо, что все радости в жизни достаются одной только Ниобе? О, как ненавидела она ее в эту минуту! «Я убью ее! – прошептала несчастная, – и рука у меня не дрогнет!». Однако через минуту эта месть показалась Фиве слишком слабым утешением. «Нет, я не буду убивать Ниобу, – решила она. – Я оставлю ей жизнь, но заставлю испытать все муки и страдания, через которые прошла сама! Я нанесу ей самую страшную и болезненную рану – я убью ее новорожденного сыночка, которым она так гордится!» Бедная женщина! Как видно рассудок ее помутился от горя, раз она могла решиться на такое злодеяние!
Поздно ночью, когда все во дворце заснули, Фива тихо выскользнула из своей постели, пробралась на кухню и взяла там острый нож, служивший для разделки мяса. Затем, также бесшумно ступая, она поднялась на верхний этаж, в детскую, подошла к колыбели, в которой днем лежал Илионой, и вонзила нож в спящего младенца… Негнущимися пальцами она разожгла огонь и поднесла светильник к лицу убитого. Какое страшное открытие ожидало ее! То ли по недосмотру, то ли по чьему-то приказу, нянька поменяла детей в колыбелях. Так что, желая покарать соперницу, Фива убила своего собственного ребенка! С громким криком она бросилась вон из дворца и исчезла в ночной темноте. С тех пор больше никто не видел ее ни живой, ни мертвой. Говорят, боги обратили Фиву в соловья. Каждую ночь она взлетает на ветку и заводит печальную песню, вновь и вновь оплакивая своего единственного сыночка…
Зет ненадолго пережил сына. Преступление жены потрясло его до глубины души. Он сделался замкнутым, молчаливым и совсем охладел к делам правления. Каждый вечер он запирался у себя с мехом крепкого вина и топил в нем свою безысходную печаль. От такого времяпровождения здоровье его расстроилось, появились многочисленные болезни. Через несколько лет он умер, хотя был
Как-то раз пророчица Манто объявила фиванкам: «Всех нас, любезные товарки, призывает на служение великая Латона, мать Аполлона и Артемиды! Вплетите в волосы ветви лавра, возьмите в руки ладан и спешите к алтарям богини, которая обращается к вам моими устами!» Богобоязненные женщины Фив тотчас отложили все дела, возложили на головы венки, украсили свежей листвой алтари и воскурили на них ладан. Они были заняты этим благочестивым делом, когда появилась Ниоба. «Что за нелепость, – воскликнула царица, – воздавать божественные почести Латоне! С чего вы взяли, и кто вам сказал, что она достойна такой чести?» Смущенные фиванки указали ей на Манто. «Нашли кого слушать, – с досадой продолжала Ниоба. – Раскинули бы лучше мозгами и рассудили здраво, кто она такая ваша Латона – жалкая бродяжка, которая и детей-то родила тайком, укрывшись на Делосе. И что ее двойня против моих четырнадцати детей! Желаете воздавать должное родительницам? Так воздавайте мне! Или я этого не заслужила? Если хотите знать, то Латона против меня просто бездетная самозванка, присвоившая славу, которая ей не принадлежит!» Этими сердитыми речами Ниоба разогнала всех женщин, не дав им завершить обряда. Фиванки разошлись по домам испуганные и смущенные, ожидая неминуемого возмездия. И они не ошиблись!
В тот же день ужасная скоротечная болезнь посетила царский дворец. Сначала она поразила сыновей царицы. Их цветущая юность и крепкое здоровье оказались бессильны перед леденящим дыханием смерти, и все они один за другим скончались на руках матери. Затем зараза перекинулась на дочерей Ниобы. К утру недуг сразил их всех, так что из четырнадцати детей, у нее не осталось ни одного. Никто в городе не сомневался, что это месть рассерженной богини. Говорили, что Латона послала в Фивы Аполлона и Артемиду, которые перебили царских детей своими невидимыми стрелами.
Жестокая утрата оказалась не по силам Амфиону. Враз лишившись всех детей, он не пожелал дальше жить и пронзил свою грудь мечом. Смерть и разрушение всегда печальны. Но вдвойне, втройне печальней видеть полное крушение дома, еще вчера счастливого, богатого, многолюдного, наполненного смехом и детскими голосами, а теперь холодного, мрачного и безмолвного! Каково было Ниобе лишиться всего враз и сознавать при этом, что она сама стала причиной своего несчастья! Безмолвная, постаревшая стояла она на вершине высокой скалы и тупо смотрела вдаль… Прошел день, наступила ночь. Никто из слуг не смел приблизиться к царице, чтобы отвести ее во дворец. Ее оставили одну, а утром уже не нашли на прежнем месте. Подобно Фиве она исчезла без следа…
Зато в Лидии, на горе Сипил появилась высокая скала, чем-то напоминающая человеческую фигуру, которая словно бы плачет, когда от солнечных лучей на вершине начинает таять снег. Если вы заинтересуетесь изваянием, и спросите о нем, вам обязательно ответят: «Это Ниоба. Она окаменела от горя и теперь обречена вечно оплакивать своих детей!» Странная фантазия, скажете вы. Но разве могла быть у этой женщины другая судьба?
…После смерти Зета и Амфиона фиванцы стали искать себе нового царя и вспомнили о потомках Кадма. Лабдак, сын Полидора, к этому времени уже умер, но оказалось, что в Элиде, у царя Писы Пелопа, живет его юный сын Лаий. Горожане решили пригласить его на царствование и снарядили к Пелопу своих послов.
Эндимион и его потомки
Греки проникли в Элиду из Фессалии. Их привел сюда внук Эола юный Эндимион. Он был женат на Астеродии, родившей ему троих сыновей: Пэона, Эпея, Этола, а также дочь Эвридику. Однажды ночью спящего Эндимиона увидела Луна-Селена. Она была так очарована его красотой, что похитила юношу и перенесла его в Карию, в пещеру на горе Латмос. От ее поцелуев Эндимион впал в глубокий беспробудный сон, в котором ему предстоит пребывать до скончания веков. Греки верили, что каждую ночь, завершив свой путь по небосклону, Селена спускается в Латмийскую пещеру и нежно целует своего возлюбленного. Он также прекрасен, как сотни лет назад, на нежных щеках его играет румянец, с губ слетает тихое дыхание, но он ничего не чувствует и не слышит обращенных к нему слов любви.