Человек без собаки
Шрифт:
— Да… Я начала с комнат, кухню оставила на потом. А сегодня утром… сегодня утром я решила разморозить морозильник, открыла… и… и увидела эти… пальцы…
Ее передернуло. Гуннар испугался, что ее может вырвать прямо на стол, но она овладела собой. Отчаянно потрясла головой, будто хотела отбросить жуткое видение, и отпила воды. Эва Бакман ласково положила ладонь ей на руку:
— Спасибо… Извините, я все еще немного… в шоке, что ли… это так страшно…
Гуннар Барбаротти молча ожидал продолжения. Он даже знаком показал Эве — не говори ни слова.
— Это была рука. Отрубленная у локтя. Пакет из «ICA», знаете, такой белый с красным… я сидела минут десять, наверное. Не могла прийти в себя. Я ведь выгружала все не глядя, хотела сразу бросить в мусоропровод, и если бы эти пальцы не торчали, я бы ничего и не заметила… А потом открыла еще один пакет. Сначала не поняла, что это… кусок таза.
Она замолчала.
— Мужского? — тихо спросила Эва Бакман.
— Да… мужского.
Инспектора Барбаротти отвлекло громкое хлопанье крыльев за окном. Большая сорока уселась на откосе окна и, склонив голову набок, с любопытством заглядывала в кабинет. Сидеть на наклонном откосе ей, очевидно, было неудобно.
Что это ты тут уселась? — подумал Гуннар. Сатана тебя, что ли, послал шпионить?
Никаких сомнений в существовании дьявола инспектор Барбаротти никогда не испытывал. Бог — другое дело. Бог то ли есть, то ли нет. Посмотрим.
Эва Бакман прокашлялась.
— И что вы делали дальше? Я понимаю, насколько вы были шокированы…
— Шокирована… мягко сказано, — тихо произнесла Линда Эрикссон. — Я еле добежала до туалета — меня рвало минут десять, наверное. Не меньше. Потом как-то взяла себя в руки и позвонила в полицию. Да… и пока ждала, открыла еще один пакет. Не знаю, зачем я это сделала… все казалось настолько невероятным, что я хотела еще раз убедиться… Там была голова. Меня опять вырвало. Больше я ничего не трогала. Сидела и ждала полицию.
Гуннар Барбаротти выпрямился:
— И вы оставались в квартире, пока полицейские забирали пакеты?
— Да… я сидела в комнате. С какой-то девушкой из полиции.
— И вам сказали, что речь идет о двух расчлененных трупах?
— Да.
— Два трупа, которые ваша сестра по каким-то соображениям хранила в морозильнике?
— Да.
— У вас есть какие-то догадки? Почему она так поступила?
— Нет. Конечно нет.
— Вы догадываетесь, чьи это трупы?
— Нет.
— Вам предъявляли их для опознания?
— Да. Они спросили… не могу ли я… я сказала, что попытаюсь… да, я видела головы.
— И?
— Нет, я не знаю ни того, ни другого. Они не в особенно хорошем состоянии, но видно, что двое мужчин.
— Понимаю… — Гуннар посмотрел на сороку.
Та, очевидно собрав всю необходимую информацию, снялась с откоса и улетела. Инспектор Барбаротти ее прекрасно понимал — он тоже считал, что наслушался вдоволь, и искренне пожалел, что не умеет летать.
Эва опять взяла Линду Эрикссон за руку:
— А ваша сестра… раньше у нее были какие-то проявления… она допускала возможность решения своих проблем с помощью насилия?
— Не знаю, что и ответить… Я же вам рассказывала — один раз она пыталась убить мужа и детей. Но надо же понимать…
— Да?
— Надо же понимать, что Джейн была психически серьезно больна, — сказала Линда Эрикссон дрогнувшим голосом. — Ее нельзя было выпускать… и ради других, и ради нее самой. Но вы же знаете, как в нашей стране решаются эти вопросы. Сумасшедший? — иди гуляй. Они, конечно, могут нанести какой-то вред, но долго не проживут. Для общества дешевле, и все такое… В перспективе…
Гуннар Барбаротти в принципе разделял ее горькую иронию. Он знал, что и Эва придерживается того же мнения, но предпочел не комментировать.
— Как есть, так есть, — сказал он. — Конечно, надо что-то менять… я имею в виду вообще здравоохранение… Но для нас сейчас важнее разобраться, что произошло. Боюсь, этот наш разговор не последний. Как мы можем вас найти?
И вдруг Линда Эрикссон расплакалась. Первый раз за все время. Эва протянула ей салфетку. Линда довольно быстро взяла себя в руки, вытерла глаза и тихо сказала:
— Я бы хотела уехать к семье в Гётеборг. Если можно…
Барбаротти переглянулся с Бакман и получил молчаливое согласие.
— Конечно, конечно, — сказал он. — У нас же есть ваш адрес и телефон. Может быть, позвоним вам завтра. Как вы будете добираться до Гётеборга?
— Муж заедет за мной на машине. Здесь же час езды… два, если считать туда и обратно.
Гуннар Барбаротти кивнул.
— Если хотите, у нас есть комната отдыха, — обратилась к Линде Эва Бакман. — Можете полежать, пока ждете мужа.
— Спасибо, — поблагодарила Линда и в сопровождении Эвы вышла из комнаты.
Бедняжка, подумал Барбаротти. И… и если бы она начала с кухни, ей не пришлось бы вылизывать всю квартиру.
— И что скажешь? — спросила Эва, плюхаясь в кресло для посетителей.
— А ты что скажешь?
— Гротеск какой-то. Совершенный, законченный, безобразный гротеск.
— Ты думаешь, она рубила их в кухне?
— В ванной комнате, Вильгельмссон говорит, есть отчетливые следы.