Человек-Хэллоуин
Шрифт:
Все позабылось со временем.
Даже мать Стоуни, Энджи Кроуфорд, никогда не рассказывала о странных событиях, случившихся в день его рождения.
Дед его лишь однажды коснулся этой темы: «День и вправду был особенный. Накануне ночью я видел дюжину падающих звезд и потому не сомневался, что ты будешь таким человеком, с которым мне непременно стоит познакомиться».
В воспоминаниях о дне рождения Стоуни всегда фигурировали шторм, пивовар, Джонни Миракл, и священник.
Энджи Кроуфорд шла по Уотер-стрит к магазину, торгующему спиртным навынос, чтобы купить пива на выходные, когда почувствовала толчок в животе.
— Накануне вечером я смотрела по девятому каналу «Святую общину», — рассказывала она — Они там без конца твердили
Энджи уронила сумку на ступеньки магазина, вцепилась в дверной косяк и пыталась позвать кого-нибудь на помощь, но быстро ослабела от боли. Маленький Вэн смотрел на мать во все глаза и испуганно спрашивал, что с ней случилось. Свободной рукой она отстранила от себя сына, как могла успокоила его и велела помолчать, потому что его маленький братик готов появиться на свет. Впрочем, может, это будет сестричка Потом оглядела улицу и увидела людей, беседующих за столиками кафе на другой стороне улицы. Моросил мелкий дождик, хотя все небо было обложено темными тучами.
Я надеялась, что мне удастся еще на некоторое время отсрочить твое появление на свет, — не однажды потом рассказывала сыну Энджи, — поскольку знала, что внутри меня ты был счастлив. Ты никогда не пинал меня, как твой брат. Кроме того, я опасалась, что возникнут такие же проблемы, как с твоим братом Вэном, ведь он был весь синенький, когда родился. Ох, что с ним только не делали! Вот я и подумала: «Надо бы мне попасть в больницу, и как можно скорее!»
Отец Стоуни все еще был в море на своем траулере — проверял садки для ловли омаров у Авалонских островов, а дед еще не пришел в себя после принятого накануне лекарства, так что мать оказалась без всякой поддержки.
Отхлебнув еще разок из банки «Будвайзера», она оставила малыша Вэна в магазине у Марты Уайт. Как выяснилось, отвезти ее в больницу, находившуюся в Нью-Лондоне, было некому, кроме Джонни Миракла.
— Этот идиот искал себе пристанище в жизни и, разумеется, нашел его в Стоунхейвене, — смеялась она, вспоминая тот день.
Джонни не отличался здравостью рассудка, его вообще считали полоумным Все, что он умел, это водить машину и цитировать Писание, а также имел склонность к поджиганию городских мусорных ящиков. Как бы то ни было, его воспринимали как хотя и досадный, но необходимый атрибут городской жизни. Поскольку никто не рисковал доверить Мираклу свою машину, его реальные водительские способности оставались неизвестными, но зато стоило Джонни хорошенько набраться, слова Писания звенели у всех в ушах. И каждому жителю хотя бы раз в жизни доводилось тушить очередной устроенный им пожар. В свободное время Джонни иногда подметал улицы, но и в этом деле он был мастер так себе. В общем, Джонни Миракл никак не оправдывал свою фамилию. Обычно если он дотрагивался до какого-либо прибора, тот после этого наотрез отказывался работать.
— Он Анти-Миракл, — смеялась Энджи Кроуфорд. Так что, ей следовало крепко подумать, прежде чем полагаться на помощь Джонни.
Как только Джонни оказался за рулем ее фургона, машина отказалась заводиться. «Было больно, но я все равно плотно сжимала колени. Ты хотел выйти, а я старалась удержать тебя внутри хотя бы еще на полчаса». И вот тут начался шторм, который пришел, как казалось, прямо из ниоткуда (во всяком случае, так рассказывала об этом его мать), дождь полил как из ведра, и Джонни понятия не имел, что делать. Поэтому он вылез из машины и принялся громко звать на помощь. Только разве дозовешься кого-нибудь посреди Стоунхейвена весной, когда половина лавок еще не открылась для сезонной летней торговли, а половина народа уехали на заработки в соседние города Бездельники
И один человек пришел на помощь. С другой стороны городской площади отец Джим Лафлинг услышал призывы Джонни и крики Энджи Кроуфорд. Кто-то потом говорил, что единственный раз в жизни довелось видеть католического священника несущимся через площадь со сбившимся набок белым воротничком и в одном ботинке.
«Он был очень приятным молодым человеком, — сказала как-то Стоуни Марта Уайт, — Двадцать три года, густая темная шевелюра, мускулистое тело — он постоянно бегал трусцой, а летом еще и тренировал баскетбольную команду нашего прихода Я как-то раз видела его на пляже, когда он снял рубашку Боже мой, Стоуни, не будь я доброй баптисткой, а он добрым католиком и священником, я бы пустилась во все тяжкие!»
Отец Джим сумел успокоить Энджи Кроуфорд за несколько минут до появления на свет ребенка, испачканного кровью, утомленною прохождением по родовым каналам. Энджи пропускала по паре глотков пива каждый раз, когда боль немного стихала, и потом рассказывала сыну, что это были самые легкие роды в ее жизни. «Ничего удивительного, ведь к тому моменту, когда все завершилось, мы с тобой оба были пьяны в стельку», — смеялась она Взяв младенца на руки, молодой священник заплакал А Джонни Миракл, как говорят, задрал голову к небесам, навстречу льющимся потокам дождя, и прокричал: «Это самый кровавый ребенок, какого я когда-либо видел! Это самый кровавый чертов ребенок, какого я когда-либо видел! Я в жизни не видел столько чертовой кровищи!»
Поскольку Стоуни рос в маленьком городишке, он не раз слышал подробности этой истории от многих горожан, которые утверждали, будто видели все из своих окон или из чайной «Синяя собака» на другой стороне улицы. «Джонни Миракл такой счастливчик, потому что Господь печется о пьяницах, младенцах и идиотах, а там как раз собрались все трое», — говорили они. Еще Стоуни с детства знал, что его мать пьяница Однако лишь много позже стал ему известен другой факт: халат медсестры, который был тогда на матери, насквозь пропитался кровью и после рождения сына она четыре месяца провела в больнице.
Стоуни еще только начинал дышать воздухом жестокого нового мира, в который пришел. Тело Энджи было так истерзано и измучено, что ее муж целый год отказывался прикасаться к ребенку, считая его повинным в этих страданиях. Но и к жене отец Стоуни с тех пор тоже больше не прикасался.
Впрочем, вопящий младенец ничего этого не знал, и, естественно, никто не стал посвящать его в такие подробности.
В тот день свидетелем рождения Стоуни Кроуфорда был и кое-кто еще.
Женщина Она не видела его — во всяком случае, не видела в обычном понимании этого слова, — но явственно ощущала его появление, почувствовала нечто, исходящее от только что появившегося на свет ребенка Она сидела на маленькой скамеечке под гранитными сводами публичной библиотеки Стоунхейвена. Дождь поливал во всю мочь. Однако чувства ее были настолько обострены, что даже сквозь рев шторма она услышала первые крики младенца, пришедшего в этот мир.
— Больно слышать, как кричит этот ребенок, правда? — прошептала она, повернувшись к своей старшей сестре. — Слушая его вопли, ощущаешь всю боль бытия. Кажется, он знает, что явился сюда из лучшего мира и теперь застрял надолго, но ничего не может с этим поделать.
Сестра, сидевшая рядом, взяла ее за руку.
— Нора, — сказала она, — Пойдем домой, нам уже пора.
— Нет, — возразила Нора, подняла руку к лицу и сняла темные очки. — Я хочу послушать его. Мне нравится, как он кричит. Похоже на песню — правда? Он рассказывает нам что-то о том путешествии, к а кое ему пришлось проделать. Он говорит, что знает, где был, и вот теперь пришел к нам, чтобы поделиться новостями.