Человек идет(Повести)
Шрифт:
Но самым приметным в деревне было другое строение — большое, на высоких столбах, с башней, похожей на каланчу. На верху ее развевался пук перьев какаду — эмблема рода.
Это интереснейшее учреждение папуасов — «ум-камаль», что-то вроде клуба или казармы. Здесь жили только неженатые мужчины, а женщины не смели даже приближаться к нему.
Тут обсуждали всевозможные общественные дела, проводили собрания, принимали гостей и путешественников — опять-таки одних только мужчин. Мужчины проводили здесь все свободное время: лежали, курили, пели.
В этот день в ум-камале деревни Какаду было, как всегда, многолюдно. Разумеется, ни одной женщины тут не было.
По улице разгуливали собаки и свиньи, которым открыт доступ в любую хижину. Тут же похаживало несколько кур. Их туземцы держат главным образом из-за перьев.
На пороге одной из хижин сидела женщина и копалась в волосах своего хозяина. Время от времени она подносила руку ко рту, и тогда челюсти ее приходили в движение.
Перед многими из жилищ возвышались на столбах небольшие помосты, служившие местом для сна и отдыха женатым мужчинам: в хижине им не давали покоя собаки и свиньи. Женщины сюда также не допускались, и только в исключительных случаях, в знак особого расположения, им разрешалось посидеть под помостом.
Вот из лесу возвратились две женщины, видимо, мать и дочь. Вся одежда их состояла из коротеньких, сплетенных из камыша юбок, не закрывающих даже колен. На спине у каждой тяжелые вязанки таро — растения, заменяющего здесь картофель; лямки из-за спины были укреплены на лбу. Таким необычным способом здесь переносят тяжести. Всю домашнюю работу выполняют у папуасов женщины. А так как здесь, к тому же, нет лошадей и других вьючных животных, то у каждой женщины на лбу отчетливо виден глубокий след веревки.
Придя домой, женщины отделили большие клубни таро от стеблей, обернули листьями и положили в горячую золу. Когда они испеклись, их очистили от горелых листьев и растолкли в муку, которую затем смешали с водой. Получилась тягучая каша, наподобие клейстера. Хозяйка поставила горшок в угол хижины, а оттуда извлекла другой такой же горшок с кашей-клейстером, простоявшей уже два дня и закисшей. Кашу она принесла хозяину, сидевшему на помосте с гостем. Те запустили в горшок по три пальца, а чтобы каша не тянулась бесконечной лентой, намотали ее на руку и принялись лакомиться.
Возвратилась домой и соседка, жена гостя, тоже с вязанкой таро, да вдобавок с грудным ребенком на руках. Свиньи, увидев хозяйку, бросились к ней, стали визжать, ласкаться. В этом нет ничего удивительного: папуасские женщины нянчатся и возятся с ними, как у европейцев некоторые дамы — с собачками.
Положив ребенка на землю, женщина взяла на руки поросенка и, поглаживая его, стала кормить своей грудью. И это здесь обычное явление, неоднократно наблюдавшееся путешественниками.
Управившись по хозяйству, женщины снова пошли в лес. Навстречу им шли другие женщины с детьми и вязанками таро. Значит, где-то поблизости было поле или огород.
Папуасские огороды обычно находятся в стороне от селений, иной раз за три — четыре километра, на более влажных местах. Деревни же строятся, как правило, на возвышенности. Землю под посевы готовят все сообща, и тут уж главная роль принадлежит мужчинам. Труд этот очень тяжелый: нужно вырубить, выкорчевать или выжечь лес, взрыхлить землю, устроить ограждение, — и все это почти голыми руками, если не считать суков, кольев, каменных топоров, костяных ножей. Настоящих топоров и ножей, вероятно, нашлось бы лишь несколько штук на весь род Какаду.
Пахота производится таким способом: мужчины становятся в ряд с кольями в руках. Они вбивают эти колья в землю как можно глубже, затем все вместе налегают на них и выворачивают пласт земли.
Потом идут женщины. Они разбивают пласты маленькими деревянными лопатками и выбирают из земли корни и траву. За ними следуют дети. Они окончательно разрыхляют землю руками.
Вся эта работа выполняется сообща. И только потом каждая семья в отдельности устраивает для себя грядки.
Когда грядки вскопаны, мужчины считают себя свободными от обязанностей по хозяйству. Дальше трудятся одни женщины, а мужчины отдыхают. Женщину тут считают чем-то вроде полезного домашнего животного, и богатым считается тот отец, у которого много дочерей.
Папуасы выращивают кокосовую пальму, таро, бананы, ямс — вроде нашего проса — и табак. В любое время года что-нибудь у них поспевает, так что туземцы едят свежие плоды и овощи круглый год. И тем не менее, живут они бедно, так как земледелие у них весьма примитивное.
Но заглянем в ум-камаль. В нем сидят и лежат человек пятнадцать мужчин. На каждом только короткий фартук, зато на руках и ногах множество колец и браслетов. Пятеро сидят у костра и курят сигару из листьев зеленого табака. Каждый, сделав одну затяжку, передает сигару соседу. Сырой табак едва тлеет, и поэтому каждый раз приходится прикуривать от огня.
Папуасские франты много времени — пожалуй, больше чем наши дамы — уделяют своим прическам. Так и теперь: один молодой мужчина уже два часа бьется над тем, чтобы при помощи щепочки поставить торчком каждый волосок у себя на голове. А чтобы они держались в таком положении, он намазал волосы красной глиной.
Другой в это время облепил всю голову известью. Через день-два известь осыплется, но зато волосы на несколько дней сохранят белый цвет. Ради этого стоит, конечно, потрудиться.
Мужчины постарше проделывают то же самое со своими бородами. Затем все втыкают себе в волосы перья какаду и петухов, укрепляя их бамбуковыми гребнями, которыми здесь пользуются только мужчины. Эти же гребни употребляются и как вилки во время еды.
Устроив прически, все стали хвастаться друг перед другом. И было чем: прически удались одна другой внушительнее. А некоторые щеголяли еще и ожерельями из собачьих зубов. Такое украшение могли носить только мужчины. Женщины имели право только на два зуба в ушах, на манер наших сережек. А о таком украшении, как клык кабана, они и мечтать не смели: это была уже безраздельная привилегия мужчин.
Обстановка ум-камаля состояла из нар, оружия и значительного количества человеческих черепов. Раскрашенные в разные цвета, они висели у изголовий. В углу стояло большое вырезанное из дерева изображение человека — тэлум, в память предка, героя рода. У входа валялась выдолбленная деревянная колода, служившая барабаном. Звуки этого барабана извещали о каком-либо важном событии и были слышны далеко вокруг.