Человек идет(Повести)
Шрифт:
А от него в эти дни ждали помощи против Мукку. Вождь Мапу перестал уже дожидаться посланцев. Все надежды он теперь возлагал на Саку: пусть помолится своему богу, чтобы сердца Мукку смягчились — и тогда воины Many нападут на них.
Саку тем временем развернул свою деятельность.
— Самый тяжкий грех перед великим духом, — внушал он, — это убийство. Разве вы не хотели бы, чтобы никто никого не убивал, чтобы все люди любили друг друга, как братья, и никому не угрожала бы смерть?
— Конечно, хотели бы, — ответило сразу несколько человек.
— Так и сами не убивайте никого! А если кто-нибудь вас обидит, стерпите, как учит великий учитель Христос.
— А вот недавно Мукку съели одного из наших, — сказал молодой папуас. — Если мы будем терпеть и сидеть сложа руки, то они всех нас съедят.
Саку пришлось начинать проповедь сначала.
Подолгу беседовал он и с Мапу.
— Ты неверно понял меня, — говорил Саку вождю, — если думаешь, что бог может стать на чью-нибудь сторону и позволить одним убивать других. Нет, он ко всем относится одинаково. Моя задача — просить бога смягчить сердца людей. И это относится одинаково и к Мукку, и к Какаду.
После короткого раздумья Мапу сказал:
— Хорошо, молись за тех и за других, лишь бы помог твой бог.
Мапу сообразил, что от этого он ничего не потеряет; только бы Мукку смирились, сложили оружие…
Неожиданно загремел барабан. Люди в деревне засуетились.
— Мукку идут! — послышались голоса.
Мужчины схватились за оружие, а женщины с детьми побежали в лес.
В лесу у папуасов обычно устроены запасные жилища высоко на деревьях — на случай, если придется искать спасения от врагов. Там хранятся запасы еды, оружия, а также камней, чтобы не подпустить врага к деревьям.
Но сегодня случилось нечто необычное: в деревню вели связанного белого человека.
В окружении плотной толпы народа он приближался к ум-камалю, по бокам его гордо шагали те два посланца, которых Мапу отправил за громом. Когда они подошли совсем близко, Саку не мог удержаться от восклицания: перед ним стоял мистер Брук!
Он был с непокрытой головой, с окровавленным лицом, одежда на нем вся изорвана. Глаза горели страхом и злобой.
Его подвели и толкнули под навес ум-камаля. Собравшиеся рассматривали его, словно диковинного зверя, некоторые даже ощупывали и говорили:
— Хорошее будет мясо!
И Брук, по всей вероятности, догадывался, что значат ощупывания и эти слова…
Собрали совет. Посланцы рассказали все, что произошло с ними:
— Мы дали им золото и шкурки птиц. Просили гром. Они нам дали огненной воды. Больше мы ничего не помним. Очнулись одни в лесу. У нас осталось только вот это.
И они показали бутылку с отбитым горлышком. Все стали рассматривать ее, передавать из рук в руки, нюхать. Заметили, что края очень острые — это могло пригодиться в хозяйстве. Пожалуй, это орудие стоит того золота, которое за него отдано и от которого нет никакой пользы.
Но большинство понимало, что посланцев обманули.
— Мы отправились домой, — продолжали рассказывать посланцы, — и через несколько дней увидели на реке трескучую лодку. Стали следить за ней. Оказалось, в ней были те самые белые, которые дали нам огненной воды. И вот одного из них мы поймали.
Чтобы понять, как им удалось, идя пешком, не отстать от моторного катера, взглянем на карту Новой Гвинеи. Мы увидим, что от южного побережья, где находилась станция, расположенная вблизи устья реки Марегед, до верховьев реки Фляй имеются два пути: один — по воде, на восток, вдоль побережья, а затем по реке на запад; другой — сухим путем, прямо на север. В первом случае нужно пройти километров шестьсот — семьсот, во втором — не больше ста двадцати.
Люди недолго толковали о пленнике, всех занимало другое. Белые со своим страшным оружием забрались далеко в глубь острова, значит, они затевают что-то недоброе. Чего еще ждать от них? Наверно, хотят прибрать к рукам все земли вокруг, вместе с жителями. Значит, надо уничтожить опасных врагов — и тех, что в лодке, и этого пленника.
Все папуасы, жившие на побережье, давно уже находились под пятой у белых; свободными оставались лишь те, что жили вдали от моря. И вот теперь белые добираются до них! Да еще обманом забрали у посланцев золото. Череп белого принесет счастье, славу и могущество роду Какаду. Мукку до сих пор не имеют черепа белого человека.
Некоторые даже решили, что успеху благоприятствовало присутствие Саку, что великий дух сделал белых слабыми и покорными, не способными сопротивляться. А об Мукку и говорить нечего — их уже можно считать уничтоженными.
Одним словом, дела рода Какаду шли как нельзя лучше.
Саку сидел на совете, слушал, и сердце у него разрывалось от отчаяния.
— Нет, братья, — начал он, — мы не должны убивать этого человека. Бог нам этого не простит. Даже в битве надо щадить врага. Бог покарает нас: он пошлет белых, они разорят селение.
— Значит, твой бог заступается только за белых? Ты ведь сам говорил, что для него все одинаковы, — возразили ему.
— Он стоит на стороне тех, кто не творит зла, кто любит людей, кто никому не причиняет вреда. А кто его не слушается, того он наказывает, — старался растолковать Саку.
— Постой! — перебил Мапу. — А разве белые не творят зла? Разве они не отняли у наших соседей землю? Разве они явились сюда не за тем, чтобы и у нас отобрать ее? Разве они не обманули наших посланцев? Разве они не убивают наших?
— Кто сотворил грех, того бог сам будет судить и карать, а не мы, — отвечал Саку.
— Так почему же ты сам только что сказал: придут белые и накажут нас, если мы убьем этого человека?! — возражал Мапу. — Почему они не хотят ждать, пока бог сам рассудит?
Саку еще раз с огорчением убедился, как трудно просветить этих темных людей. Они видят и понимают лишь то, что прямо касается их повседневной жизни, а о спасении души они неспособны даже помыслить.
Он замолчал и стал придумывать, как помочь Бруку.