Человек из очереди
Шрифт:
Пришел к восьми часам. А у детской комнаты толпа. Леша забился в уголок и замолк на долгое время — а пока инспектор Нина Анатольевна не примет всех и не останется одна. Чтоб, значит, никто ее не дергал. Чтоб она целиком переключилась на Лешу.
Да, а толпа перед дверью состояла из парней четырнадцати-пятнадцати лет, попавшихся вчера на «Моменте», и их родителей. Что удивительно — Леша никого из парней не знал. Город вроде маленький, думал, знает всех, а вот на тебе. И сколько же их развелось, этих «Моментистов».
Сейчас они шумно валили
Рядом с Лешей сидел мальчик лет девяти, совсем хилый, глиста глистой, и мать туркала его все время — не шмыгай носом, не болтай ногами — ты в милиции, а не дома. А пацан сидел затурканный, готовый в любой момент разреветься.
Леша почувствовал себя уверенно — всех сюда вызвали, а он пришел сам. Все ждут втыка от товарища Соколовой Н. А., он же может в любой момент принять независимый вид да и отвалить. Свободный человек. Сам пришел, сам и уйдет.
Понятно, уходить он не собирался. Более того, дал себе обещание дождаться конца приема. Нужно ведь что-то делать. Так что сидеть будет до упора.
Толпа помаленьку рассасывалась. Наконец остался только затурканный, шмыгающий носом парнишка со своей мамашей.
Когда вышел последний «моментист», вошли в кабинет они. Мамаша не до конца закрыла дверь, и Леша слышал, о чем говорят в кабинете.
Оказывается, этот пацан — клоп-клоп, а какой шустряк — постоянно убегает из дому. То он в электричке ночует, то милиция поймала его в депо. А вчера спал в электричке, которая была на ночном отстое.
— Ты почему убегаешь?
Молчание. Лишь легкое сопение.
— Тебе дома плохо?
— Хорошо.
— Так почему убегаешь?
Молчание.
— Плохо ему дома! — раздраженный голос матери. — Двухкомнатная квартира. Телевизор. Игрушки. Не в бараке живем. У него отдельная комната. Плохо ему дома!
Следовало понимать: не как мы в его возрасте. Хотя паренек, возможно, и придурок: есть у него отец-мать, а он убегает.
— Вы выпиваете? Сперва легкое замешательство от прямоты вопроса, потом возмущение:
— Какое там! Если праздники или день рождения. Или гости.
— Понятно. А муж?
— Какое там! Ну, бывает иногда. Но как все.
— Понятно. Это все надо прекратить. Иначе потеряете сына. Больше занимайтесь с ним — он плохо учится. И следите, чтоб вовремя приходил домой.
— Но у нас же работа.
— Конечно, конечно, работа. Но у вас и сын. Запомни, Сережа, еще раз убежишь, будем оформлять в интернат.
Это было рассчитано на испуг малолетнего бегуна — откуда у них места для этих малолетних лягушат-путешественников. Да если родители прав не лишены. Но товарищ Соколова Н. А. дело свое знает — надо ведь чем-то напугать пацана.
Когда они собрались выходить из комнаты, Леша изготовился. Он должен был взять инспектора на жалость и потому вовсе забился в угол, ну, сирота, для верности взъерошил волосы и поднял воротник куртки — ну, то есть совсем несчастный ребенок.
Юный беглец и его мамаша ушли, следом за ними вышла красивая инспектор в красивой же форме, она уже вставила в дверь ключ, но тут заметила забившегося в угол мальчика в старой школьной куртке и со всклокоченными волосами.
Легкое недоумение мелькнуло, кого вызывала, обслужила, а тут еще и маленький доброволец. Но досаду погасила — добренькая тетенька-милиционер.
— Ты ко мне, мальчик?
Леша кивнул:
— Тогда проходи.
Леша вошел в кабинет. Она чикнула свет.
— Ляпунов? Леша? — удивилась инспектор.
Чего ж не понять ее удивление — он на учете не состоит, чего ж добровольно приперся?
— Случилось что-нибудь?
Леша кивнул.
— Пришел узнать, устроилась Маша на работу или врет.
— Устроилась. Фасовщица. Молочный магазин. Завтра и выходит на работу. Есть справка. И в этот раз я Маше верю — выйдет.
Тут дверь кабинета распахнулась, и заглянула взмыленная запыхавшаяся женщина.
— Ой, Нина Анатольевна, хорошо, что застала вас, — чуть подсюсюкивая, затараторила она.
Нина Анатольевна показала на Лешу — мол, у меня посетитель.
Но женщина не стала чикаться с такой малой букашкой, как, например, посетитель Леша.
— Я только на минутку. Только на минутку. Я от родительского комитета. Третий класс, пятая школа, — а сама уже вплыла в кабинет и, упершись кулаками в стол, нависла над Ниной Анатольевной.
— Хорошо, я слушаю, — покорно согласилась красивая инспектор.
— У нас в классе есть девочка, она всех лупит. Даже мальчиков. И очень зло лупит. И старается ударить побольнее. И руками и ногами. Да все норовит под дых, и по почкам, и в пах. Поговорите с ней. Это просьба родительского комитета. Только обязательно в форме.
— Хорошо. Я завтра буду в вашей школе. Фамилия девочки.
Женщина назвала.
— И обязательно в форме.
— Хорошо, — грустно усмехнулась Нина Анатольевна. — В форме.
Женщина ушла.
Нина Анатольевна села на стул и молча устало смотрела на Лешу. Нет, не торопила, мол, вываливай, что еще у тебя там случилось. А сидела и смотрела. Вот именно — усталая и грустная; Леша подумал, что у нее, пожалуй, дети есть и они ждут ее, она же разбирается с «моментистами» и терпеливо ждет, чего ж это хорошенького скажет ей Леша.
И тогда он решил не задерживать женщину, не пудрить ей мозги чепухой, а сразу все и рассказать. И рассказал. Ну, как мама ударила дядю Юру и как Леша боится, что ее заберут, а его отправят в детский дом, и вот что-то нужно делать. Только он не знает, что именно. Вот и пришел посоветоваться. Потому что больше не с кем.
— Для начала ты успокойся, Леша. До суда ее забирать не будут. У нее же дети.
Это уже была радость, и Леша облегченно перевел дыхание.
— Я не слышала, чтобы был сигнал, что Анна Владимировна ударила человека. Мне бы сказали. Но ты посиди, я схожу к дежурному.