Человек из-за Полярного круга
Шрифт:
— Переписывать расценки из книг большого труда не составляет, — уклонилась от прямого ответа Валя.
— А вычеркивать выполненный объем работы — тоже ума не надо, — досказал Шавров.
У Вали снова прихлынула к щекам кровь.
— Простите, Григорий Григорьевич, я что-то недопоняла, что-то не уяснила. Мне надо разобраться…
— Я вас не тороплю, — примирительно сказал Шавров. — Осваивайтесь. Вот вам конкретный случай. Мы говорим бригадиру: нас не касается, как ты будешь осушать котлованы, насосов у нас нет. Но мы требуем бетон уложить насухо. Здесь так: проявил смекалку и осушил котлован — мы ему платим ручной отлив. Другой случай: дали насосы, а в нарядах у него ручной отлив, вот тут вы стойте насмерть, улавливаете разницу? Мы ведь, Валентина Васильевна, всегда по сдаче нарядов плетемся в хвосте, оставались и без зарплаты. Все было.
— А почему вы не возьмете себе мастеров? В штатном расписании у вас четыре мастера, прораб.
— Привык с бригадирами работать. Знаете, мастер — промежуточное звено. А так прямая связь с исполнителем. Вот если бы мастер-инженер и он же — бригадир. Это эффективно. Но не идут мастера в бригадиры, и денег меньше получают, а не идут…
— Без нормировщика ведь тоже можно обойтись.
— Можно, — согласился Шавров. — Вполне. Я ведь распоряжаюсь кредитами, мне доверяют людей, машины, оборудование, материалы, но деньги… — Шавров заулыбался, — если я захочу оплатить фиктивный наряд, то поставлю вторую подпись и оплачу.
— А если вас нормировщик поймает за руку? — уже на свойский тон перешла Валентина.
— Ну что ж, разбирательство сделают, начет одну треть… Такого нормировщика я потом уволю.
— Откровенно.
— Но я заинтересован, чтобы нормировщик помогал мне и не допускал моих просчетов. Стоял на стороне закона.
— А как же может нормировщик быть на стороне закона и на стороне нарушителя этого закона одновременно? Вот грузим лебедкой, а пишем — вручную. Как тут быть? Я такой наряд, при всем уважении к вам, не подпишу. Опротестую… И значит, вы меня уволите? А вот при изготовлении колонн вы, Григорий Григорьевич, недоплачиваете рабочим. Ни в одном наряде нет предварительной сборки.
— Но ведь мы ее не делаем, — возразил Шавров.
— А по техническим условиям вы обязаны делать предварительную сборку.
— Что из этого следует? — насторожился Шавров.
— Или делать сборку, или внести рацпредложение, исключающее эту сборку, и получить за усовершенствование…
— А если я не знаю, как это сделать?
— Тогда я предлагаю жесткий кондуктор. А то ведь что получается: при сварке деформируется конструкция, отклонения незначительные, но нагрузки меняются. Вот расчеты. — Валя вынула из стола чертеж, передала Шаврову. — Ой, мне пора, — поглядела на часы. — Можно я пойду?
— Да, идите, пожалуйста, чего спрашиваете?
Валя поспешно собрала бумаги со стола, убрала их в стол, оделась и, попрощавшись, вышла.
Михаила не было.
«Вот ведь не дождался и за мной не зашел», — подумала Валя. На душе стало нехорошо. Она заметила, что в последнее время Михаил сторонится ее. А ведь она мечтала, как будет хорошо, если они будут вместе работать. И не надо будет волноваться, не надо гадать, что случилось, почему задержался. А сейчас выходит еще горше. Самый близкий человек сторонится, не доверяет.
Валя зашла в магазин, продавали ряпушку, хоть и очень была бы кстати свежая рыба, но не решилась стоять в очереди. Михаил, наверное, ждет. Купила хлеба и заторопилась домой. В подъезде ее встретил Ганька Вязников. Он был в новом костюме со свертками в руках.
— Валюшенька, шанежка ты моя, — пропел Ганька. — А я вам дверь с петель чуть не снял.
— Ты что, Ганька, по лотерее выиграл?
— Один раз живем. Ты понимаешь, Валя, линию сдали, никто не верил, сам Бакенщиков не предполагал, что реку возьмем, никто не верил, а взяли…
Валя открыла дверь, Вязников ввалился в комнату, бухнул на стол свои свертки.
— Ну, до чего же я соскучился по вас. — Ганька сграбастал Валю, и ей стало трудно дышать, вкруг голова пошла, она уткнулась ладонями в его широкую грудь, но не было сил оттолкнуть его.
— С ума сошел, — наконец выдавила Валя.
— Схожу, схожу, Валюшенька, это точно. — Ганька отпустил Валю, круто повернулся. — Ставь самовар, я скоро вернусь, один момент. — И выбежал из комнаты.
Вскоре пришел Михаил, Валя все еще сидела в пальто, положив на край стола сумочку.
— Что с тобой? — наклонившись над Валей, спросил Михаил. — Ты какая-то квелая, бледная. Захворала?
— У нас гость, Миша, — сказала Валя.
— Это очень хорошо. Ганька нагрянул, по почерку вижу, — похлопал он по свертку. — Куда же он исчез?
Валя на кухне гремела посудой и не слышала Михаила.
Михаил выдернул из свертка вяленого хариуса и на кухню.
— Мне очень тяжело, Миша, — сказала Валя.
— А мне легко? — Михаил отшвырнул рыбину. — На рубле едем, рублем погоняем.
— Рублем помыкаем, — подсказала Валя и отвернулась.
— Парни уже смеются, — в запальчивости сказал Михаил. — Везде ты успеваешь. Сидела бы уж лучше дома. Вон сегодня опять ковры давали, на материке-то не разбежишься.
— Ох, — простонала Валентина и опустилась на табуретку.
На столе в хрустальной вазе остывало закатное солнце. И от него на Валином лице красные пятна. Ваза потухла. На пол легли размытые от рамы тени.
— Как нелепо, — вздохнула Валя. Обвела взглядом комнату, словно впервые ее увидела. Ковры, ковры на стенах, на диване, на кровати. — Как пылью пахнет… Все не соберусь зимние рамы выставить — совсем нет воздуха. — Она снова вернулась на кухню и оттуда слышала, как вошел Вязников, как встретил его Михаил, как они, с Михаилом кряхтели, тузили друг друга. Не ко времени гость…
— Где же наша царица-бригадирша, — басил Ганька и лез на кухню. — Ты только, Миха, не переживай — уведу я у тебя Валентину, вот увидишь… Как пить дать… Закрой-ка, шанежка, глаза. — Ганька спрятал руки за спину.
— Да будет тебе. Мойте руки, садитесь за стол.
— Не-е, — преградил дорогу Вале Ганька. — Тут дело пахнет керосином. Осторожнее с огнем!
— Ну закрой, что тебе, — влез в разговор Михаил.
— Вот смола! Только не целоваться.
— Теперь открой.
— Ой, — захлопала Валя ресницами, — прелесть какая. Из чего они? — огладила Валя серебристый мех вышитых бисером сапожек.