Человек из-за Полярного круга
Шрифт:
— Я больше не домашний директор.
— Самоустраняетесь? В сторожа переведем.
— Издеваешься, да? — Валя легонько стукнула его по спине.
— Сдаюсь, позвоночник сломаешь, — притворно завопил Михаил.
— И сломаю!
— Слушай, Валя, а здорово ты сегодня, надо же, номера назубок! Парни еще и сейчас в себя не придут. Признаться, я и сам свихнулся.
— Забывать, Миша, стала, — с грустью сказала Валя и налила ему в тарелку грибного супа.
— Ничего себе — забывать! Парни поначалу своим ушам не поверили…
— Забываю, Миша. Я давно хотела с тобой поговорить. Надо мне определиться на работу. Здоровая женщина, мечусь целый день от окна к окну. Сил моих нет.
— Построим завод, и тогда…
— Я, Миша, серьезно. Понимаешь, я незаметно дисквалифицируюсь, и когда построят завод, мне там будет нечего делать, только в кастрюлях и буду разбираться.
— Разве нам их не хватает?
— Я же не о деньгах. Не хватает мне воздуха без работы. А яичницу я тебе и так обещаю.
Рассуждения Вали насторожили Михаила. Такой вот, страдающей, что ли, он ее еще не видел. Ну чего ей еще надо? Михаил решил все обернуть шуткой.
— Ну куда ты, моя радость, бетон месить, арматуру сваривать?
— Работают ведь женщины. Чем я хуже?
— Ну, хорошо, что бы ты купила в первую зарплату?
— Подарок дедушке Степану. Куплю ему ореховую трубку. Сколько он меня баловал. Разложит, бывало, свою пенсию на кучки: это на еду, за газ, на баню… а это — подвинет мне: на-тка, ты уж теперь совсем невеста…
— Да! — задумался Михаил. — Доходчиво. Слушай, совсем забыл. — Михаил хлопнул себя по затылку. — Нам же позарез нужен инженер-нормировщик. Как я раньше не додумался? Приходи, а я с Шавровым потолкую.
К Шаврову Валя попала в пересменок. Поздоровавшись и ни на кого не глядя от смущения, она быстро прошла к столу, за которым сидел Шавров, и положила перед ним заявление и трудовую книжку.
— Так, так. — Шавров скосил на Валю черные с голубыми белками глаза. — У нас пока и конторы нет. Если вот здесь, — показал он рукой на место у окна, — поставим стол, не возражаете?
— Не возражаю. Только подальше от этой. Не выношу жару, — она посмотрела на печку. Печка полыхала добела раскаленной спиралью.
— Беда с вами, — вздохнул Шавров, — Кто жары боится, кто — холода не выносит, — и посмотрел на своих бригадиров.
Заявление он подписал, а трудовую книжку смотреть не стал.
Валя положила заявление в сумочку, и вновь — тук, тук — простучали ее каблучки до двери и еще быстрее по коридорчику. Хлопнула входная дверь.
— Ух, — выдохнул начальник участка рудника Белоголовый. — Явление Христа народу.
Парни засмеялись.
— Ты где такую, Шавров, охмурил? Хочешь, мужика дам? Не пожалеешь, нормировщик со знаком качества, а деваху бы нам.
Шавров пропустил мимо ушей болтовню Белоголового.
— Вы, мужики, подтянитесь, — сказал Григории Григорьевич, — это и тебя касается, Прокопий. Не распускай своего кобеля, женщина теперь в коллективе.
— А что я, только и видите Дошлого. Теперь рот нельзя раскрыть, да? — завел было Ушаков, но в это время на пороге появился Логинов.
— Во, Миха, твоя была, вырядилась, царица небесная, ей-богу! — бросился Дошлый к Логинову. — А вот этот хмырь, — кивнул Дошлый на Белоголового, — я хотел ему залепить…
— Ну и залепил бы. Что теперь-то руками махать…
— Ты бы, Прокопий, подмел, что ли, а то прямо совестно, — вмещался Шавров, — окурков-то!
— А что их, съедать, по-вашему? — заерепенился опять Дошлый.
— Воздерживаться. Вот я к чему. А то в этом чаду кого хошь уморишь. — Шавров поправил бумаги, подровнял стопку с чертежами. — И еще, Прокопий, съезди на Дашке, привези стол однотумбовый из управления. А этот срам вынесите. — Шавров кивнул на искусанный бутылочными пробками стол.
— Пожалуйста, мне это ничего не стоит, — засуетился Ушаков и бросил посредине прорабской швабру.
— Ты поначалу подмети, — остудил Дошлого Шавров, — а потом уж и поезжай. Да смотри, Прокопий, по обочине веди Дарью, не лезь на середину дороги, ненароком ее машиной заденет.
— Что я, маленький, не понимаю? Сам костьми лягу за Дарью, — начал причитать Пронька и сгреб окурки.
— Да посмелее с ней будь, — уже в дверях напутствовал Шавров.
— Буду, — обернулся Ушаков, — она меня уже признает, хоть у Логинова спросите. Я ей картошек из столовой приносил — ест…
Дашка стояла с подветренной стороны прорабской, уже запряженная в сани, но чересседельник и супонь были ослаблены, дуга почти лежала на спине: Дашке так было удобнее доставать и собирать с земли сено.
— Ах ты, моя ласточка, — сказал Пронька и осторожно взял Дашку за повод.
Кобыла подняла голову, понюхала воздух, но, не обнаружив угощения, завела уши и попыталась достать Пронькин локоть.
— От ты, росомаха, — увернулся Пронька. — Я ведь тоже могу, как звездану, милашка ты моя. Ну, пошли, пошли, милая, — потянул Пронька за повод. — Ступай, не бойся, не бойся. — Дашка послушалась. — Солнышко видишь уже где? Считай, зиму прокуковали. Скоро трава пойдет, заживем.
— Ты куда это, Прокопий, собрался? — обстукивая на пороге сапоги, спросил Керамзитчик.
— Не закудыкивай, по делам. Кто же еще может с ней справиться после Первухина? Никто. Только я.
Часа через два Пронька вернулся. Стол он привез, но был какой-то красный и заметно прихрамывал на правую ногу.
— Ты это чего так изошелся? — спросил Шавров, рассматривая стол.
— Дашка на ногу наступила, шапку схватывала, устрица.
— Тоже мне, сравнил — устрица, — поморщился Шавров. — Она с тобой играла, а ты… Так небось и ездил с незатянутой супонью? Эх ты, горе луковое. Прокопий, Прокопий, вроде мужик как мужик, пустить бы тебя без ремня по городу. — Григорий Григорьевич поправил дугу, подтянул подпругу, засупонил Дашку. Кобыла сразу преобразилась, словно ростом повыше стала.