Человек, который был дьяконом
Шрифт:
Расписавшись, он не глядя вернул бумагу. Равнодушно, почти брезгливо спросил:
– Чем ещё могу быть полезным?
Артур присел на соседнюю кровать.
– Я думаю, Вы зря на нас на всех рассердились, - начал он сочувственно и почти вкрадчиво.
– Едва ли ст'oит на каждого человека здесь клеить ярлык национал-предателя; по крайней мере, Вы в этом слишком поспешили. Вы человек горячий, цельный, убеждённый, может быть, самый убеждённый изо всех нас, и это вызывает уважение, даже восхищение. И всё же, я думаю, Вы могли и ещё можете проявить немного больше дружелюбия по отношению к другим...
– А, Вы пришли сюда в роли всеобщего миротворца?
– иронично прокомментировал
– Не думал об этом, но если и так, мне этой роли никто не навязывал!
– Вы ошибаетесь, - сухо заметил Олег.
– Вы тоже, кажется, порядочный человек, но только все роли здесь уже распределены. Вам досталась среда, вот Вы, в качестве всеобщего нашего Меркурия, и пытаетесь наладить мостики между белой ланью и чёрной жабой. Ну, и потруждайтесь. А мой день - марсианский. Что?
– он слегка приподнялся.
– Удивляетесь, что православный человек обслуживается такими ветхими языческими образами? Может быть, я и вовсе неправославный, по-Вашему? Сомневаетесь в моём православии?
– Никогда в нём не сомневался!
– Ну, идите, - попросил руководитель патриотического клуба более миролюбиво, но и с долей нетерпения.
– Идите, а то на ужин опоздаете.
Когда дверь за Артуром закрылась, лидер 'Святой Руси' усмехнулся:
– 'Никогда в нём не сомневался...' Это он зря!
XI
За ужином сестры Иулиания и Елевферия обошли все столы и на каждом оставили маленькую книжечку утренних и вечерних молитв, лаконично прибавив:
– Храм открыт.
Не полагались, стало быть, на то, что 'лучшие из лучших' православной молодёжи знают вечерние молитвы наизусть, если давали эту книжечку...
Артур появился в храме раньше всех и, обойдя его, обнаружил в притворе дверь в ризницу. В ризнице среди церковной утвари сыскались спички, восковые свечи и лампадное масло. В главной части храма, он выставил свечи на подсвечники, долил масла в лампады и зажёг огни. 'По крайней мере, в этой простой процедуре мы с ними схожи', - подумалось ему. Действительно, и буддийские службы предполагают масляные лампады, а лампадным маслом 'от православных' он и сам охотно пользовался: оно чистое, горит ровно, а ст'oит дёшево.
За спиной послышалось шевеление, шаркание ног, покашливание. Обернувшись, Артур увидел, что прочие участники семинара уже все в сборе (даже вон и Олег пришёл, хоть и стоял у входа, обособившись ото всех, с независимым видом). Шесть человек легко распределились по пустому храмовому пространству, но при этом как-то неуверенно переглядывались, переминались с ноги на ногу, будто - странно сказать!
– будто для них стоять в храме на молитве было непривычным делом. Или это ему только показалось? Книжечку с молитвами, что характерно, в руке держал каждый, кроме разве что 'измученного еврея', который стоял к нему ближе всех и спокойно ожидал начала. К нему-то Артур и обратился:
– Брат Евгений, наверное, Вам нужно предоставить честь...
Тот помотал головой.
– Я даже не иеродьякон, простой монах, - ответил он.
– Вам, отец дьякон, сам Бог велел.
Да, вот это угораздило попасть в переплёт! Делать нечего: назвался груздем... Инструктор медитации буддийского центра взошёл на клирос, раскрыл перед собой книжечку на нужной странице и тенором возгласил:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа - Аминь!
Знакомство Артура с 'родной русской верой' ограничивалось фильмами да, пожалуй, 'Литургией Иоанна Златоуста' Рахманинова, которую он слышал пару раз в концертном исполнении. На службе в православном храме он был до того раза три в жизни. Тем не менее, имелся у молодого человека слух, не самый сильный, но достаточный голос, а прежде слуха и голоса - бесстрастие клирика перед лицом прихода. Читать вслух - дело совсем нехитрое: этому учат в первом классе средней школы. И петь вслух - затея тоже незамысловатая: этому обучают классе во втором. Но вот молиться вслух перед малознакомыми людьми - это требует некой умственной убеждённости в своём праве делать так. У Артура такая убеждённость была. У него, правда, не было ни малейшей убеждённости в своём моральном праве читать христианские молитвы. Не то чтобы он как буддист боялся оскверниться ими, не то чтобы произносить их было невозможно и невыносимо. Нет, всего лишь непривычно. Так любитель скрипичных концертов слушает орг'aн: с удивлением и не без удовольствия. Но вот не огорчатся ли другие, узнав про его веру? Пожалуй, и огорчатся; пожалуй, и оскорблёнными себя почтут. Так, выходит, молчать про неё?
Прочие голоса тоже подтянулись за ним, и так вполне удовлетворительно где-то пропели, а где-то отчитали Вечернее правило, за ним - Акафист Ангелу-Хранителю. Этот акафист Артур добавил по своей инициативе: он разыскал в ризнице служебник. Едва закончив, 'семинаристы' поспешили разойтись: все казались несколько смущёнными, что, однако, можно было приписать скромности и деликатности, тонкости душевного устройства, при котором сокровенное не выставляется напоказ, а ведь любая молитва это сокровенное напоказ неизбежно и выставляет, если только, конечно, не читается равнодушным, казённым языком. Не потому ли в православии, в отличие от буддизма, миряне в большинстве случаев на службе присутствуют безмолвно?
Поразмышлять было некогда: Гольденцвейг, единственный, кто остался, подошёл к Артуру, и у того сердце ушло в пятки: вот сейчас его раскроют! Вот сейчас ему, самозванцу, достанется на орехи!
Но монах сказал достаточно будничные слова:
– Стихаря Вы с собой, конечно, не взяли, да? Как-то в свитере и в джинсах нехорошо, отец дьякон, моё чувство благолепия не на месте... Хотите, здесь поищем?
– Благодарю, не нужно. Я бы не стал облачаться без благословения, - ответил Артур наугад, просто чтобы назвать любой повод, и, как оказалось, угадал. Честн'oй брат покивал с серьёзным видом:
– Да, конечно, без иерея облачаться не положено, хотя кое-где и облачаются, и даже панихиду поют. Уважаю: Вы - последовательный человек, не бежите сломя голову за модернизмом! Знаете что, Артур?
– он слегка улыбнулся.
– Вы - из всех моих знакомых дьяконов-мирян, пожалуй, образцовый дьякон. Не с точки зрения безупречности службы - тут у Вас есть огрехи, - а с точки зрения картинки, которая при слове 'дьякон' должна появляться в уме обычного мирянина. Мои поздравления!
'Неужели?' - подумал буддист с грустью и удержался от того, чтобы открыться 'коллеге' прямо сейчас, на месте, только мыслью о том, что огорчит человека. Это, увы ему, обманщику, он ещё успеет сделать за оставшиеся шесть дней...
XII
Служебник Артур взял с собой в номер и, увидев, что остался в комнате один (Максим куда-то исчез), принялся в голос читать чин литургии:
'Глаголет диакон: Благослови, владыко! Иерей: Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков, аминь! Начинает глаголати диакон: Царю небесный, утешителю, душе истины...'
Признаться ли всем этим 'милым людям' в своём неправославии или нет, он ещё не решил, но если не решится так сделать, то в воскресенье ему нужно будет облачиться в стихарь и сослужить иерею утреню, да не по бумажке, которую сегодня он успешно спрятал на клиросе, на подставке для нот, а наизусть!