Человек, который хотел стать королем
Шрифт:
— Он знает вторую степень, — говорю я Дану, — а знает ли он слово?
— Он знает, — отвечал Дан, — и жрецы все знают. Это чудо! Вожди и жрецы могут открыть братскую ложу второй степени точно так же, как и мы; они вырезали знаки на скалах, но им неизвестна третья степень, и они пришли искать нас.
— Это непреложная система. Я слыхал, что афганцам известна ложа второй степени, но все-таки это — чудо. Бог и великий мастер цеха — я; я открою ложу третьей степени, и мы возведем в звание верховных жрецов и вождей деревень.
— Но это против правил, — отвечал я, — без полномочий открывать ложу, а мы ведь никогда не служили ни в какой ложе.
— В этом-то и есть мастерской удар высшей политики, — говорит Драво. — Это будет равносильно гибели всей страны, которая совершится так же легко, как уничтожение четырехколесной тележки,
Я с удовольствием убежал бы, но был не так глуп, чтобы не посмотреть, какую выгоду даст нам эта штука. Я показал жрецам, как сделать передники для степеней; передник Драво был с голубой каймой, а знаки на нем сделаны на белой стороне из кусков бирюзы. Мы принесли в храм большой четыреугольный камень для стула мастера, маленькие камни для других стульев, а черный пол разрисовали белыми квадратами, чтобы все было как следует. Во время выхода вождей, который происходил в ту же ночь, были зажжены костры, и Драво объявил, что я и он — боги, сыновья Александра и великие мастера цеха, что мы пришли для того, чтобы сделать Кафиристан страной, где каждый может пить и есть спокойно и должен повиноваться нам. Затем вожди выступили вперед для рукопожатия, и мы назвали их именами тех людей, которых знали в Индии — Билли Фиш, Холли Дильворт и т. п. и т. п.
Самое поразительное чудо произошло в следующую ночь в ложе. Один из старейших жрецов внимательно наблюдал за нами: я чувствовал себя непокойно, потому что знал, что мы порядком перевираем ритуал. Старый жрец был нездешний, он явился откуда-то из-за деревни Башкая. Драво облекается в фартук Мастера, который сделали ему девушки, вдруг старый жрец испускает неистовое завыванье и пытается опрокинуть камень, на котором сидит Драво. «Все пропало, — говорю я, — и виною всему — вмешательство в цех без полномочий». Но Драво не мигнул глазом даже и тогда, когда десять жрецов взяли и опрокинули стул великого мастера, которым был, как сказано, камень Имбры. Жрец начал тереть низ камня, счищать черную грязь и скоро показал всем остальным жрецам вырезанный на камне знак мастера, совершенно такой же, какой был на переднике Драво. Даже жрецы храма Имбры не знали, что он находится здесь. Старик падает на землю перед Драво и целует его ноги. «Посмотри, — говорит мне Драво, — они говорят, что это пропавший знак, который исчез неизвестно как и когда. Теперь мы вне всякой опасности!» Он ударяет вместо молотка прикладом своего ружья и кричит: «В силу власти, принадлежащей мне от моей правой руки и помощи Пиши, я объявляю себя великим мастером всего кафиристанского франкмасонства, в этой матери-ложе страны, и королем Кафиристана вместе с Пиши!» При этом он надевает на себя корону, я делаю то же самое, — так как был сделан Надсмотрщиком — и мы открываем Ложу во всей ее полноте. Зрелище было поразительно! Жрецы двигаются по первым двум степеням, как будто покинувшая их память возвратилась к ним. После этого Пиши и Драво собрали достойнейших жрецов и вождей отдаленных деревень. Первым был Билли Фиш. Все это нисколько не сходилось с ритуалом, но соответствовало нашим планам. Выбранные криком выражали свой восторг.
— Через 6 месяцев, — говорит Драво, — мы устроим еще собрание и посмотрим, как вы работаете. — Потом он расспрашивает об их деревнях, узнает, что они устали от войн: когда жители не бились с соседями, то дрались с магометанами. — Теперь вы можете бить их, если они придут в вашу страну, — говорит Драво, — отсчитайте из каждого племени десятого в пограничную стражу, и пошлите 200 человек в эту долину для обучения. Ни один не будет застрелен или сражен копьем, если он исполнит все в точности, а я знаю, что вы не станете обманывать меня, потому что вы белый народ — сыновья Александра — и не похожи на всех черных магометан. Вы — мой народ, клянусь богом, — закончил он, переходя на английский язык, — и я создам из вас нацию или умру.
Я не могу рассказать всего, что мы делали следующие шесть месяцев. Драво работал
Никогда Драво не выказывал неуважения ко мне перед народом, а последний боялся меня и армию, но любил Дана. Он был лучшим другом жрецов и вождей, но стоило кому бы то ни было придти с холмов с жалобой, как Драво кротко выслушивал ее, сейчас же призывал четырех жрецов и приказывал, что надо сделать. Он созывал Билли Фиша из Башкая, Пикки Кергана из Шу и других и держал с ними совет, если в деревушках надо было сделать что-нибудь, относящееся к войне. Это был его военный совет, а четыре жреца из Башкая, Шу, Ховака и Модора составляли его частный совет. Они послали меня с сорока человеками, двадцатью ружьями и тридцатью людьми, навьюченными бирюзой, в Хорбанд покупать ручного производства ружья Мартини, доставляемые в Кабул солдатами одного из тех полков, которые за бирюзу готовы продать каждый зуб из своего рта.
Я оставался в Хорбанде целый месяц и, в виде взятки, предложил тамошнему губернатору выбрать что угодно из моих корзин, подкупил полковника этого полка, и мы достали больше сотни ручных ружей Мартини, которые били на 600 ярдов, и навьючили 40 людей очень плохими боевыми запасами. Я вернулся со всеми этими вещами и разделил их между людьми, присланными вождями ко мне для обучения. Драво был слишком занят, чтобы обращать на все это внимание, но старая армия, которая уже была у нас, помогла мне, и мы возвратились с 500 людей, которых можно было обучить, и двумя стами, которые уже умели держать оружие. Даже и эти ружья ручного производства, напоминавшие штопор, были чудом для них. Драво начал пространно рассуждать об изготовлении пороха и факториях, ходя взад и вперед по сосновому лесу, когда наступила зима.
— Я создал не нацию, а государство! Эти люди не арабы, они — англичане! Посмотри в их глаза, вглядись в их рот. Вглядись, как они держатся. Они на стульях сидят в своих домах. Это заблудившиеся племена или что-нибудь подобное; они уже выросли для того, чтобы стать англичанами. Я сделаю весной народную перепись, только бы жрецы не испугались этого. На этих холмах людей должно быть хороших два миллиона. В деревнях много и маленьких детей. Два миллиона народа — и все англичане. Дай им ружья и выучку, и они могут врезаться в правый фланг России, если та попытается двинуться на Индию. Пиши, — говорил он, жуя свою бороду, — мы будем королями, владетелями земного шара. Я буду вести переговоры с вице-королем на равных условиях. Я попрошу его прислать мне 12 отборных англичан, которых я знаю, чтобы немножко помочь мне управлять. Это — Макрой из Словли, инвалид, живущий на пенсии — хорошими обедами кормил он меня, а жена его раз подарила мне пару панталон. Еще — Донкин, сторож тюрьмы в Тунгоо… Есть сотни людей, на которых я мог бы положиться, живя в Индии. Вице-король обязан это сделать для меня. Я пошлю за ними весной человека и попрошу разрешения у Великой Ложи, великим мастером которой состою. Когда все будет сделано как следует, я, преклонив колени, протяну корону, ту самую корону, которую теперь ношу — королеве Виктории, и она скажет: «Встаньте, сэр Даниель Драво!» О, это будет великолепно! великолепно, говорю я тебе! Но много еще предстоит сделать всюду — в Башкае, Хаваке, Шу и везде!
— Ну, что ж такое! — отвечаю я. — Только этой осенью уж не придется обучать людей. Взгляни на эти густые черные тучи, они несут снег.
— Это ничего, — говорит Драво, тяжело опуская руку на мое плечо. — Я не буду ничего говорить против тебя, чтобы ни один живой человек не последовал моему примеру. Ты великий командор и народ знает тебя, но это обширная страна, и ты не в состоянии помочь мне каким бы то ни было способом, Пиши, на том пути, где мне нужна помощь.
— Ну и ступай тогда к своим поганым жрецам! — отвечал я и сейчас же раскаялся в своих словах; очень уж мне стало больно, что Даниель так высокомерно, по-начальнически, заговорил со мной, когда я обучил столько людей и всегда исполнял все, что он приказывал мне.