Человек, который любил собак
Шрифт:
Я прошел четыре квартала на восток до автобусной остановки. Никто не поднимал тревоги, не было видно и машины, обшаривающей фарами дома. Я спокойно дождался автобуса и поехал в центр города, а там отправился в турецкие бани: парилка, душ Шарко, массаж, бритье и остаток виски.
После этого я мог есть. Я поел и пошел не в свою гостиницу, зарегистрировался не под своим именем. Местная газета, которую я прочел за следующей бутылкой виски и содовой, известила меня о том, что некий доктор Шарп был найден мертвым в нежилом меблированном доме на Каролина-стрит. Полиция
Дата выхода газеты известила меня о том, что без моего ведома и согласия жизнь мою укоротили на сорок восемь часов с лишним.
Я лег в постель, заснул, видел кошмарные сны и просыпался в холодном поту. Это были последние симптомы. Утром я встал здоровым человеком.
6
Шеф полиции Фулвайдер был приземистый толстяк с беспокойными глазами и рыжими волосами того оттенка, который на солнце кажется ярко-розовым. Он был очень коротко острижен, и розовый череп его просвечивал сквозь розовые волосы. На нем был желто-коричневый фланелевый костюм с накладными карманами и рельефными швами, скроенный так, как не всякий портной сможет скроить фланель.
Он пожал мне руку, повернулся на стуле и закинул ногу за ногу, демонстрируя мне французские фильдеперсовые носки по три или четыре доллара за пару и толстые английские башмаки орехового цвета, ручная работа, пятнадцать-восемнадцать долларов, и то если по сниженным ценам.
Я решил, что у него, наверное, жена с деньгами.
– А, Кармади, – сказал он, по стеклу на столе подвигая к себе мою карточку. – Через два "а", да? По делу к нам сюда приехали?
– Мелкие неприятности, – сказал я. – Вы можете это уладить, если захотите.
Он выпятил грудь, махнул розовой рукой и заговорил на полтона ниже:
– Неприятности, – сказал он. – В нашем городке они случаются нечасто. Город наш маленький, но очень, очень чистый. Вот я смотрю из своего окна на запад и вижу Тихий океан. Что может быть чище? Смотрю на север – бульвар Аргелло и подножия холмов. На восток – чудеснейший маленький деловой центр, самый чистый в мире, а за ним райские кущи ухоженных домиков и садов. На юг – если бы у меня было южное окно – я бы увидел самую чудесную маленькую пристань для яхт, какая только возможна на свете.
– Свои неприятности я принес с собой, – сказал я. – Вернее, часть – другая часть, наверное, прибежала раньше меня. Девушка по имени Изабель Снейр удрала из дому в большом городе, а ее собаку видели здесь. Я разыскал собаку, но люди, у которых она была, решили пойти на любые неприятности, лишь бы заткнуть мне рот.
– Вот как? – спросил шеф с отсутствующим видом. Его брови поползли на лоб. Я, честно говоря, уже не очень хорошо понимал, кто тут кого водит за нос – я его или он меня.
– Повернуть бы ключик в двери, а? – сказал он. – Вы все-таки помоложе меня.
Я встал, повернул ключ, вернулся на место и достал сигарету. За это время на столе у шефа уже очутились бутылка, судя по виду, именно того, что нужно, две стопочки и горсть кардамоновых зерен.
Мы выпили, и он щелкнул в зубах три или четыре зернышка. Мы жевали кардамон и глядели друг на друга.
– Ну, давайте выкладывайте, – сказал он. – Теперь я в состоянии воспринимать.
– Слыхали когда-нибудь про типа по прозвищу Фермер Сейнт?
– Слыхал ли я! – он грохнул кулаком по столу так, что запрыгали кардамоновые зернышки. – Да на нем висит чуть не сотня дел. Ведь это тот, который чистит банки?
Я кивнул, стараясь как-нибудь незаметно заглянуть ему в глаза.
– Он работает вместе с сестрой по имени Диана. Они одеваются по-деревенски и обрабатывают государственные банки в маленьких городках. Отсюда его прозвище – Фермер. За сестрой его тоже много чего есть.
– Я безусловно хотел бы прибрать к рукам эту парочку, – твердо сказал шеф.
– Тогда почему же вы, черт побери, этого не сделали? – спросил я.
Я совру, если скажу, что он стукнулся об потолок, но он разинул рот так широко, что я испугался, как бы его нижняя челюсть не ударилась о коленку. Глаза вылупились, как два печеных яйца. Струйка слюны потекла по жирной складке в уголке рта. Наконец он захлопнул рот с изяществом парового экскаватора.
Если это была игра, то он был великий актер.
– Повторите еще раз, – прошептал он.
Я вынул из кармана сложенную газету, развернул и показал ему колонку.
– Посмотрите это сообщение об убийстве Шарпа. Ваша местная газета работает из рук вон плохо. Тут говорится, что неизвестный позвонил в департамент, ребята выехали туда и нашли труп в пустом доме. Это чушь собачья. Я там был. Фермер Сейнт с сестрой там был. Ваши ребята были там вместе с нами.
– Предательство! – завопил он вдруг. – Предатель в департаменте.
Его лицо стало серым, как мышьяковая липучка для мух. Дрожащей рукой он опрокинул еще две рюмки.
Теперь была моя очередь щелкать кардамоновые семечки.
Он опрокинул одним глотком еще стопочку и нашарил на столе коробку селектора. Я уловил фамилию Гэлбрейт. Я пошел и отпер дверь.
Ждать нам пришлось не очень долго, но шеф успел опрокинуть еще две стопки. Цвет лица его заметно улучшился.
Тут дверь открылась, и через порог лениво переступили кожаные мокасины того самого рослого рыжего полисмена, который оглушил меня дубинкой. В зубах его торчала трубка, руки в карманах. Он прикрыл плечом дверь и небрежно прислонился к ней спиной.
Я сказал:
– Привет, сержант.
Он взглянул на меня так, словно хотел бы расквасить мне физиономию и сделать это по возможности не торопясь.
– Значок на стол! – заорал толстый шеф. – Значок! Вы уволены!
Гэлбрейт подошел к столу, оперся на него локтем и наклонил лицо почти к самому носу шефа.
– Что за шуточки? – спросил он басом.
– Фермер Сейнт был у вас в руках, и вы его упустили, – орал шеф. – Вы и этот кретин Дункан. Вы позволили ему ткнуть вас дробовиком в брюхо и смыться. Все. Вы уволены. У вас теперь будет не больше шансов найти работу, чем у маринованной устрицы. Давайте значок!