Человек, который убил Гитлера

Малькомсон Дэвид

А впрочем, никакого Брауна вообще не существовало.

Возможно, что не было и доктора Моллера.

Доктор чувствовал себя так, как если бы шел по улице и зашел в тупик. Браун был счастливее его — он сумел вовремя найти выход для себя.

У нацистов имеются превосходные способы для того, чтобы замучивать тех, кого они обрекли на смерть. Стоит только гитлеровскому автомобилю подкатить к дверям… эти страшные «мерседесы», черные, как огромные тараканы, уже наводнили Вену, уже расползлись по всем

ее улицам.

За ним тоже приедет такой автомобиль. Доктор Моллер сделал несколько шагов на четвереньках, кое-как добрался до своего кресла и, с трудом поднявшись, сел в него. Он был разбит.

Вошел Францель. С минуту он не мог вымолвить ни слова от изумления и испуга, охватившего его при виде разгрома в комнате.

— Святый Боже! Господин доктор! Что вы наделали?

— Закройте двери, Эрих! — крикнул доктор Моллер.

О, если бы только можно было избегнуть неизбежного!

Францель автоматически повиновался и поднял глаза на своего начальника. Красивое лицо молодого врача было искажено ужасом и страхом — не страхом смерти (он видел худшее, чем смерть), не страхом за себя, а страхом за человека, который был его учителем и другом.

— Эрих… я должен был сделать это… должен был… он говорил такие вещи, Эрих!..

Францель кивнул головой.

— Я понимаю, господин доктор.

Он медленно прошелся по кабинету, механически передвинул на свое место стул, который во время борьбы был отброшен в угол, поправил рамку с гиппократовой клятвой на чистой белой стене.

— Я полагаю, что надо позвать полицию? — сказал он.

— Да, — устало сказал доктор Моллер. — Надо!

— Мы должны сделать что то…

— Да… конечно.

— Но вы ранены, господин доктор?.. Ваше лицо!

— Ничего… ничего!..

Оба они внимательно посмотрели друг на друга. Их глаза говорили то, чего они не могли высказать словами.

Они были мужчины, друзья, коллеги.

Каждый из них знал, что терять времени нельзя.

То, что происходит каждый раз после убийства нациста — именно нациста, неизбежно, как ночь, наступающая после заката солнца.

Затем, так как от его старшего коллеги не раздалось ни одного слова, Францель подошел к столу и дрожащими пальцами взял телефонную книжку.

Эта книжка показалась ему тяжелее могильной плиты.

— Подождите! — неожиданно вдруг воскликнул доктор Моллер, отталкивая его от письменного стола.

— Да, господин доктор?

Францель выронил книгу из рук.

Мозг доктора Моллера начал проясняться. Они уже чересчур охотно взялись вызывать полицию. А между тем, был ведь шанс на спасение.

— Эрих! — сказал доктор, делая несколько шагов к дверям. — Эрих, знаете?.. У Брауна ведь не было родственников?

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Это указано в его бумагах!

— Ну…?

Францель сам не смел еще верить той мысли, которая рождалась в мозгу у них обоих. Он предпочитал ожидать и слушать.

— Эрих, — прерывисто заговорил доктор Моллер.

— У меня тоже нет никаких родственников.

— Да, да!., продолжайте!

— Браун прибыл сюда один?..

— В сопровождении больничного служителя, который вернулся обратно в Линц.

Доктор Моллер зажег сигарету и глубоко затянулся.

— Вы понимаете меня, Эрих?

— Да.

Но мысль Моллера показалась ему все-таки чудовищной.

— Господин доктор! Это… это так фантастично…

— Такова и сама жизнь теперь. (Голос доктора Моллера звенел). — И таковы мы сами. Ведь то, что я сделал… этот человек на полу.

Францель кивнул головой. Его взгляд снова упал на Брауна.

— Он не носил очков. А у вас… У вас шрам над глазом. Они могли запомнить это!

— Это можно устроить, — мрачно сказал доктор Моллер.

Он прошел к тому месту, где лежали его упавшие очки, поднял их и надел на лицо мертвеца.

Потом так же быстро схватил свою толстую, узловатую альпийскую палку и описал ею в воздухе дугу. Палка со свистом опустилась на голову мертвеца. Мертвая голова точно дернулась в сторону и мелкие осколки стекла разлетелись по всей комнате.

— Готово, — сказал доктор Моллер, переводя дыхание. — А теперь помогите с костюмом.

Солнце стояло уже высоко, когда доктор Моллер окончил свой туалет. Он натянул шерстяные чулки ручной вязки и зашнуровал тупоносые башмаки. Его пальцы обшарили карманы штанов, обшитых зеленой тесьмой, и смешной тирольской куртки.

Он нашел коробку сигарет, маленькую металлическую пуговку со знаком свастики, похожую на те, что были на куртке, несколько шиллингов, еще не разменянных на марки, и клочок старого билета с дунайского парохода, рейсируюшего между Линцем и Веной.

— Эрих, как вы думаете, они будут очень внимательно следить за мной?

— Вряд ли, если вы только не будете слишком много говорить.

— Я знаю, самое главное — акцент Мондзее. Но и это придет со временем. Надо только напрактиковаться. А теперь еще одно…

Доктор сел за стол, приколол лист бумаги штейнгофского госпиталя к документам больного и написал своим — своим крупным почерком:

— Этот пациент был бы немедленно отпущен, если бы он все еще не страдал бредовыми идеями на почве увлечения нацизмом.

С минуту доктор Моллер помедлил. У него перехватило горло. Оставалось дописать еще только одну строчку — этих слов он больше уже никогда не напишет.

Затем перо его вывело:

— Доктор Карл Моллер.

Доктор промокнул написанное и в последний раз выглянул в окно.