Человек, который убил Гитлера
Шрифт:
Однажды, после бесконечного ожидания, он выглянул через загороженное решеткой окно во двор. Он увидел там двух девушек, совершенно обнаженных и распростертых на траве. Их держало с полдюжины сильных рук.
Луна бросала свой свет на эти белые замученные тела. На их коже были пятна от грязи. Но девушки некоторое время лежали тихо. Северин Браун не отвернул глаз от этого зрелища до тех пор, пока в воздухе не блеснули стальные ножи, которые пригвоздили девушек к земле.
Они взмахнули руками, как бабочки крыльями, в
Потом в домик вошли штурмовики и один из них сказал:
— Эти толстые венки ничего не понимают в германской любви!
Несколько минут штурмовики болтали между собой и Браун внимательно прислушивался к их словам, так как тут можно было многое узнать.
Они говорили о нападеньях и разбое. О том, скольким людям они «помогли» покончить с собой.
Они рассказывали друг другу о том, как был разграблен дворец барона Людвига Ротшильда и как они наполнили государственные грузовики ценнейшими произведениями искусства на миллионы марок.
Они хвастались воздушным флотом генерала Геринга, двумя сотнями бомбовозов, которые летали над омраченной Веной, как саранча, имея каждый в своем толстом стальном животе по дюжине штурмовиков.
— Скажи, Гельмут, — осклабился один из коричневорубашечников. — Геринг привез своего льва в Империаль-отель?
— Конечно, нет, — засмеялся тот, кого называли Гельмутом. — Он уже послал в лейпцигский Зоологический сад за новым.
— Что? Опять?
— Да, ему пришлось убить еще одного. Лев стал чересчур игривым и откусил кусок розовой щечки фрау Геринг.
Казарма зазвенела от смеха. Браун поражался, как они могут говорить так смело. Он еще не знал, что Геринг и Геббельс допускали шутки о себе. Только неврастенический, охваченный манией величия Гитлер синел от гнева, когда узнавал, что кто-нибудь шутит над ним. Это была страшная мания… мания, проникающая в мозг и в кровь. Бывший доктор был с ней хорошо знаком, он написал о ней ряд докладов.
Штурмовики пили и бражничали до поздней ночи. Сидя один в своем темном углу, Северин Браун мог наблюдать за ними, вслушиваться в их разговоры и запоминать отдельные сцены. Все это должно было объяснить ему нацистскую идеологию.
Он видел теперь, что нацизм был своего рода религией, религией, не допускающей никакой другой.
Доктрина нацизма исключала всякое иное божество, духовное или материальное.
Она построена на массовом психозе, проводимом великим мастером демагогии. Сети этой религии уже раскинуты по всей стране и душат всякое проявление другой идеи, другой жизни.
Когда нацисты захватили Австрию, от них пострадали не только одни евреи. Пострадали католики, протестанты, люди без всяких религиозных убеждений. Пострадали мужчины, женщины и дети, все те, кто до аншлюса мог высказываться как-то против нацисткого режима.
Все они были раздавлены.
Страшные щупальца распростерлись над Австрией. Их можно было отрезать, отрубать, но вскоре бы отрастали новые.
И в конце концов эти щупальца распространятся по всей Европе; для этого нужно только, чтобы оставался живым их мозг. Этот мозг уже покинул враждебную ему Вену, он укрывается теперь в Берлине.
Значит, надо отправиться в Берлин и там уничтожить этот мозг.
В этот первый период своего погружения в тайны нацизма, Браун почувствовал также сомнения относительно Францеля.
От Францеля теперь зависела жизнь Северина Брауна.
Браун напряженно припоминал все отдельные моменты своих отношений с Францелем. Особенно важны были те последние моменты в Штейнгофе.
Теперь все казалось особенно значительным.
Он вспомнил чисто нацистские словечки, часто срывавшиеся с уст Францеля, привычку часто повторять «Хайль», ту легкость, с которой молодой врач разговаривал тогда с предводителем штурмовиков.
Со стороны Францеля Браун теперь не мог уже ожидать помощи ни в каком случае. Он вообще не сможет уже больше никогда смотреть в лицо Францелю.
Францель — какая ужасная мысль — может быть, уже скоро сам подчинится нацистской морали. Может быть, он уже подчинился ей?
— Проклятие! — вдруг громко воскликнул он. — И вы, и вы, Эрих, не смогли бороться с наци?
— Вы что-то сказали, господин Браун?
Этот голос неожиданно напомнил ему все.
Браун оглянулся и увидел перед собой лицо молодого чернорубашечника с сильными, выпирающими вперед челюстями.
— Хайль Гитлер! — быстро откликнулся Браун, вскакивая на ноги.
— Хайль Гитлер!
Северин Браун внимательно оглядел штурмовика…
Человек этот был одет в твердые, точно накрахмаленные рейтузы, черную рубашку и блестящие черные сапоги.
На его плечах поблескивали маленькие металлические звездочки и дубовые листья. Из-под верхней черной рубашки выглядывали белая сорочка и галстук.
Браун знал, что этот молодой человек принадлежит к Шутцштраффелю — элите чернорубашечников, находившихся в личном распоряжении Гитлера.
— Вы убили человека? — спросил штурмовик.
— Дурака-доктора, который сказал…
— Да, да!.. Но у нас найдется место для вас, — продолжал штурмовик.
Браун насторожился. Десяток мыслей пронзил его мозг.
— Какое место имел в виду для него молодой человек?
Может быть, Дахау, страшный концентрационный лагерь, начальник которого Эрпсмюллер сказал однажды:
— Помните, что это не люди, а свиньи. Чем больше мы их расстреливаем, тем меньше придется тратиться на их прокорм.
Или Лихтенбергский лагерь, где у одного мюнхенского адвоката медленно выкручивали из суставов руки и ноги.