Человек, который улыбался
Шрифт:
– А ты как считаешь?
– Меня беспокоит все это. Я тоже считаю, что этот след вряд ли куда-то приведет. Ни для кого не секрет, что я с самого начала сомневался, что доктор Хардерберг замешан в этом деле.
Валландер хотел возразить, но сдержался. В крайнем случае он согласен и на три недели.
Пер Окесон вдруг что-то вспомнил и начал рыться в бумагах.
– Что там за история с трансплантантами? – спросил он. – Мне где-то попадалось, что вы якобы нашли в машине Торстенссона контейнер для транспортировки человеческих органов. Это правда?
Валландер рассказал о находке Свена Нюберга
– «Аванка», – задумчиво протянул Окесон. – Что это за предприятие? Оно зарегистрировано на бирже?
– Это маленькая фирма, – сказал Валландер. – Семейное предприятие. Владелец – некто Роман. Они начали еще в тридцатые годы. Тогда они импортировали кресла-каталки.
– То есть фирма не входит во владения Хардерберга?
– Этого мы пока не знаем.
Пер Окесон посмотрел на него изучающе:
– Как может фирма семьи Роман одновременно принадлежать Хардербергу? Это ты мне должен растолковать.
– Растолкую, когда сумею. Но за последнее время я много что узнал. Деловые отношения между предприятиями куда сложней, чем они пишут в своих рекламных проспектах.
Окесон покачал головой:
– Ты, я смотрю, не сдаешься.
Он придвинул к себе настольный календарь.
– В понедельник двадцатого декабря мы должны снять этот вопрос с повестки дня. Если, конечно, до этого времени ничего не произойдет. Короче говоря, если у тебя ничего не будет, двадцатого декабря версия считается отработанной.
– Постараемся получше использовать это время. Мы и так работаем на пределе.
– Я знаю, – сказал Пер Окесон. – Но я прокурор и не могу пренебрегать своими обязанностями.
На этом разговор закончился. Бьорк и Валландер молча побрели в свое крыло.
– Что-то он расщедрился – дал тебе столько времени, – сказал Бьорк, когда они дошли до его кабинета.
– Мне? – переспросил Валландер. – Ты хотел сказать – нам?
– Ты прекрасно знаешь, что я хотел сказать. Давай не спорить по пустякам.
– Согласен, – сказал Валландер и ушел.
Зайдя в свой кабинет, он плотно закрыл за собой дверь. Вдруг его охватило полное равнодушие. Он рассеянно полюбовался лежавшей на столе фотографией самолета Хардерберга на аэродроме Стурупа, отодвинул ее в сторону.
И ощутил полную беспомощность.
«Что-то я делаю не так, – подумал он. – Следствие катится под откос. Надо бы снять с себя ответственность за это дело. Я не справляюсь».
Он долго сидел, даже не пытаясь чем-то заняться. В мыслях он вернулся в Ригу к Байбе Лиепе. Наконец, не в силах более сидеть без дела, он написал ей письмо и пригласил на Рождество и Новый год в Истад. Чтобы избежать искушения порвать письмо или сунуть в ящик, он запечатал его в конверт, написал адрес и пошел в приемную.
– Это надо отправить сейчас же, – сказал он Эббе. – Очень важно.
– Лично прослежу, – улыбнулась она. – Что-то ты скверно выглядишь. Плохо спишь?
– Меньше, чем надо.
– И кто тебя поблагодарит, если ты заработаешься до смерти? От меня такой благодарности не дождешься.
Валландер промолчал и пошел к себе.
«Один месяц, – подумал он. – Один месяц, чтобы стереть улыбку с его физиономии».
Он не был
С большим трудом он заставил себя вернуться к действительности и позвонил Стену Видену.
«Не забыть бы купить кассеты с оперной музыкой», – подумал он, пока ждал ответа.
Ему очень не хватало его записей.
13
Вечером Курт Валландер сидел за рулем полицейского автомобиля, временно заменявшего его сгоревший «пежо». Он направлялся за город, где у развалин Шернсундской крепости держал конюшню для скаковых лошадей его друг детства, Стен Виден. Он преодолел затяжной подъем под городом, добрался до самой высокой точки, заехал на парковку и выключил мотор. Отсюда открывался вид на море. На горизонте угадывались контуры сухогруза.
Вдруг у него сильно закружилась голова. Он сначала с испугом подумал, что это сердце, потом понял, что сердце ни при чем, просто он теряет опору в жизни. Валландер зажмурился, откинул голову и попытался ни о чем не думать. Через минуту он открыл глаза. Море было на месте, и корабль по-прежнему маячил на горизонте.
«Я очень устал, – подумал он. – Несмотря на то, что субботу и воскресенье практически ничего не делал. Это не физическая усталость, корни ее гораздо глубже, чем я могу предполагать, и вряд ли в моих силах ее побороть. Во всяком случае, теперь, когда я вернулся на службу. Песчаных дюн Юланда уже не существует, я сам отверг их. Добровольно».
Валландер сидел так довольно долго – пока не почувствовал, что замерзает. Тогда он завел мотор и поехал дальше. С большим удовольствием он бы сейчас повернул назад и забрался в свою квартиру. Но он заставил себя ехать дальше. Примерно через километр после поворота на Шернсунд началась очень плохая дорога. Каждый раз, направляясь к Стену, он удивлялся, как здесь пробираются большие фуры с лошадьми.
Дорога пошла круто вниз, пока не привела его к большой усадьбе, окруженной пастбищем. Он заехал во двор и остановился. Усевшаяся на дереве стая ворон встретила его чудовищным гвалтом.
Валландер вышел из машины и пошел к красному кирпичному зданию, используемому Виденом и как жилье, и как офис. Дверь была распахнута, и он слышал, как Виден говорит с кем-то по телефону. Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. В доме, как всегда, было неубрано и пахло лошадьми. В незастеленной кровати спали две кошки. Валландер никогда не понимал, как Стен уже долгие годы живет в таком свинарнике.
Стен сделал знак, чтобы он подождал, и продолжил разговор. Он, похоже, еще похудел. Темные вьющиеся волосы торчали в беспорядке, на подбородке под нижней губой полыхала экзема. Он очень мало изменился за последние пятнадцать лет, с тех пор как они перестали регулярно встречаться. Тогда Стен мечтал о карьере оперного певца. У него был очень красивый тенор, и они часами обсуждали будущее, когда Стен будет петь на всех сценах мира, а Валландер будет его импресарио. Но мечта так и осталась мечтой. Валландер стал полицейским, а Стен унаследовал от отца конюшню и стал тренировать скакунов. Их надолго развело, они даже и сами не понимали, почему. Лишь в начале девяностых годов они вновь стали встречаться – но и тогда это было связано со сложным и запутанным расследованием.