Человек, который улыбался
Шрифт:
– Что он сказал?
– Я помню слово в слово. Он сказал, что у господина Хардерберга довольно мрачный юмор.
– И что он при этом имел в виду?
– Не знаю. Я не спрашивала, а он не стал вдаваться в подробности.
– «У Хардерберга мрачный юмор»? Так он сказал?
– Именно эти слова.
– Когда это было?
– С год назад.
– А вы не помните, в связи с чем?
– После поездки в Фарнхольм. Он регулярно туда ездил.
Валландер понял, что дальше он не продвинется. Густав Торстенссон,
– Давайте сменим тему, – сказал он. – Работа адвоката – это огромное количество бумаг. Представители адвокатской коллегии, разбиравшие эти бумаги, сказали нам, что документов, касающихся работы бюро с Альфредом Хардербергом, очень мало.
– Я ожидала этого вопроса, – сказала фру Дюнер, – их и в самом деле мало. Дело в том, что для работы с Хардербергом были утверждены особые правила. В конторе хранилось только самое необходимое. Нам было категорически запрещено делать копии с документов, все материалы, касающиеся того или иного дела, Густав забирал с собой и оставлял в Фарнхольме.
– Вам все это, должно быть, казалось очень странным.
– Когда речь идет о таких деньгах, понятно, что клиент должен быть максимально осторожен. Все эти контракты очень деликатны. У меня не было никаких причин возражать против такой системы, поскольку мы соблюдали все предписанные законом правила.
– Густав Торстенссон был своего рода экономическим советником у Хардерберга. Можете ли вы вспомнить какие-нибудь детали?
– Вряд ли. Это, как я уже сказала, были очень сложные контракты между банками и предприятиями по всему миру. Окончательные варианты писал личный секретарь Хардерберга. Очень редко Густав Торстенссон просил меня написать документ, который он должен был везти в Фарнхольм. В основном он писал сам, и довольно много.
– А при работе с другими клиентами он этого не делал?
– Никогда.
– И как вы это можете объяснить?
– Я думаю, эти бумаги были настолько конфиденциальны, что даже мне нельзя было знать их содержание.
Она предложила вторую чашку кофе. Он отказался и продолжил:
– Скажите, пожалуйста, говорит ли вам о чем-нибудь название фирмы «Аванка»? Она когда-нибудь фигурировала в ваших делах?
Она задумалась, припоминая:
– Нет. То есть это не исключено, но я не помню.
– И еще один вопрос. Знали ли вы о существовании писем с угрозами?
– Густав Торстенссон мне их показывал. Но он сказал, что это ерунда, что их даже регистрировать не надо. Я, честно говоря, считала, что он их выкинул.
– А вы знали, что человек, написавший эти письма, Ларс Борман, был хорошо знаком с Густавом Торстенссоном?
– Это для меня новость.
– Они встречались в каком-то клубе любителей иконографии.
– Я знаю про такой клуб. Но даже подумать
Валландер поставил чашку на стол и встал:
– Не буду больше беспокоить.
Она уставилась на него с удивлением:
– Вы ничего не хотите мне рассказать?
– Мы по-прежнему не знаем, кто их убил, – сказал он. – И не знаем, почему. Когда что-то прояснится, мы узнаем, кто подложил мину в ваш сад.
Она поднялась с кресла и протянула ему руку.
– Вы должны их взять, – сказала она.
– Да. Должны. Но это требует времени.
– Я хочу узнать правду до того, как умру.
– Я буду держать вас в курсе дела, – сказал он и сам почувствовал, насколько пусто и формально прозвучали его слова.
Он поехал в участок и попытался найти Бьорка. Узнав, что Бьорк в Мальмё, он зашел к Сведбергу и попросил выяснить, почему нет постоянного наблюдения за домом фру Дюнер.
– Ты полагаешь, есть какая-то опасность? – спросил Сведберг. – Может что-то произойти?
– Я ничего не полагаю. Того, что произошло, уже достаточно.
Он повернулся, чтобы выйти, но Сведберг протянул ему записку.
– Звонила какая-то дама по имени Лизбет Норин. Можешь разыскать ее по этому номеру. Она будет там до пяти.
Валландер посмотрел записку – номер был в Мальмё, а не в Гетеборге. Он прошел к себе в кабинет и позвонил. Сначала трубку взял какой-то старик. Он попросил Лизбет. Она подошла почти сразу. Он представился.
– Так вышло, что я несколько дней буду в Мальмё, – сказала Лизбет Норин. – Мой старенький папа сломал бедренную кость. Я позвонила на автоответчик и услышала ваше сообщение.
– Мне бы очень хотелось с вами поговорить, – сказал Валландер. – Но лучше не по телефону.
– А в чем дело?
– В процессе следствия у меня возникло несколько вопросов. Ваш телефон мне дал доктор Стрёмберг из Лунда.
– Завтра у меня будет время, – сказала она. – Только я не могу уезжать из Мальмё.
– Я приеду. В десять часов вам удобно?
– Отлично.
Она продиктовала ему адрес в центре Мальмё. Он положил трубку. Должно быть, это ее отец со сломанным бедром сначала подошел к телефону.
Вдруг он понял, что сильно проголодался. Дело шло к пяти часам, и он решил поработать дома. Надо было просмотреть еще целую кипу бумаг, касающихся деловой империи Альфреда Хардерберга. Он отыскал в ящике пакет и сложил в него папки. Проходя мимо окошка в приемной, он сказал Эббе, что если кто-то будет его искать, пусть звонят домой.
Он зашел в магазин и накупил продуктов. Зачем-то заглянул в табачный киоск и купил пять лотерейных билетов.
Придя домой, он поджарил кровяной пудинг и выпил кружку пива. Потом безуспешно искал банку брусничного варенья, которое, как ему казалось, стояла в шкафу.