Человек, который улыбался
Шрифт:
И тут же он решил, что настало время еще раз посетить Фарнхольм и встретиться с Альфредом Хардербергом.
Без четверти восемь Валландер вернулся в управление. В коридоре он столкнулся с Анн Бритт Хёглунд. Она сухо кивнула и поспешила скрыться в своем кабинете. Он остановился, совершенно обескураженный. Что это с ней? Он повернулся, подошел к ее двери и постучал.
– Мы здесь обычно здороваемся друг с другом, – сказал он, открывая дверь.
Она даже не подняла глаз от бумаг.
– Что с тобой?
Она посмотрела на него со злостью:
– И это ты меня спрашиваешь?
Валландер вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– Я ничего не понимаю, – сказал он. – Что я сделал не так?
– Я-то думала, ты другой, – сказала она. – А ты такой же, как все.
– Все равно не понимаю, – сказал Валландер. – Объясни!
– Мне нечего тебе сказать. Лучше уйди.
Валландер никак не мог определить,
– Я думал, мы постепенно становимся друзьями, – сказал он. – Не только сотрудниками.
– Я тоже так считала раньше.
– Тогда объясни, в чем дело!
– Хорошо. Я скажу совершенно прямо, в отличие от тебя. Я думала, что тебе можно верить, а теперь поняла, что нельзя. И к этому мне надо привыкнуть.
Валландер беспомощно развел руками:
– Опять не понял.
– Ханссон вернулся, – сказала она. – Ты должен об этом знать, потому что он сказал, что вы с ним разговаривали.
– И что он сказал?
– Что ты рад, что он вышел на работу.
– Я действительно рад. Нам сейчас очень нужны люди.
– В первую очередь потому, что ты мной очень недоволен.
Валландер вытаращил глаза:
– Он так сказал? Что я тобой недоволен? Что я говорил ему, что я тобой недоволен?
– Ты имел на это полное право. Но я предпочла бы, чтобы ты сказал мне это в лицо, а не за спиной.
– Это вранье, все точно наоборот! Я сказал ему, что ты не только подаешь большие надежды, но что ты уже прекрасный полицейский!
– Он говорил очень убедительно.
Валландер рассвирепел:
– Мерзавец! – заорал он. – Я сейчас же позову его сюда. Неужели ты не сообразила, что он попросту врет?
– Зачем ему врать?
– Потому что он тебя боится.
– Боится?!
– А как ты думаешь, зачем он постоянно ездит повышать квалификацию? Потому что боится, что ты его обойдешь. Он не может примириться с мыслью, что ты толковее его.
Она, похоже, начала ему верить.
– Это правда, – сказал он. – Завтра же поговорим с Ханссоном, ты и я. И уверяю тебя, ему этот разговор будет не особенно приятен.
Она сидела молча. Потом подняла на него глаза:
– Я должна извиниться перед тобой.
– Ничего ты не должна. Это он должен извиняться, а не ты.
На следующий день, 26 ноября, ночью подморозило. На деревьях лежал мохнатый серебристый иней. Анн Бритт подошла к Валландеру и попросила его оставить Ханссона в покое. Она сказала, что всю ночь думала об их разговоре, и решила, что лучше ей самой поговорить с Ханссоном, и не сейчас, а попозже, когда она немного остынет. Поскольку Валландер уже не сомневался, что Анн Бритт ему поверила, он согласился. Они собрались на оперативку. Все были простужены, чихали и кашляли, кроме Пера Окесона, который поправился и был бодр, как никогда. Валландер рассказал о своей встрече с Софией в Симрисхамне, но, похоже, впечатления не произвел. Сведберг, словно бы только дожидался подходящего случая, выложил на стол подробную карту земельных угодий Фарнхольма. Карта была очень большая. Сведберг, видимо, хорошо подготовился: он рассказал о гигантском парке, заложенном в конце девятнадцатого века, когда замком владел человек с отнюдь не дворянской фамилией Мортенссон. Этот Мортенссон сколотил огромное состояние на строительстве домов в Стокгольме, а потом, по-видимому, воплотил свою старинную честолюбивую мечту – купил замок. Его одержимость мечтой о собственном замке граничила с манией величия. Когда Сведберг закончил свой доклад, все стали дружно черкать в блокнотах, избавляясь от подробностей, оказавшихся либо не важными, либо второстепенными. Анн Бритт наконец выбрала время поговорить с Ким Сунг Ли, уборщицей в адвокатском бюро. Как и ожидалось, разговор этот ничего не дал. Проверка показала, что у Ким Сунг Ли все бумаги в порядке, она живет в Швеции вполне легально. По собственной инициативе Анн Бритт поговорила и с Соней Лундин, делопроизводителем в адвокатской конторе. Валландер покосился на Ханссона – тот с трудом скрывал, как его раздражает ее «собственная инициатива». Впрочем, и Соня Лундин ничего существенного не сообщила. Можно было продолжать вычеркивать. Постепенно в комнате воцарились уныние и апатия. Чтобы немного поднять настроение, Валландер напомнил, как важно уточнить план полетов «Гольфстрима», и попросил Ханссона без лишнего шума навести справки о двух пилотах Хардерберга. Но рассеять туман равнодушия ему не удалось, и это почему-то очень его обеспокоило. В глубине души он и сам понимал, что им остается только надеяться на помощь экспертов-экономистов – может быть, тем удастся что-то нарыть в компьютерах. Они обещали сообщить результаты проверки финансовой империи Хардерберга уже сегодня, но попросили дать им время до понедельника, 29 ноября.
Валландер уже решил закругляться, когда Пер Окесон попросил
– Давайте попробуем оценить ситуацию, – сказал он. – Я дал добро на раскрутку Хардерберга, мы договорились, что вам нужен месяц. Но я не могу уйти от того факта, что у нас ничего нет, кроме крайне сомнительных косвенных улик. Все это выглядит так, словно мы изо дня в день не приближаемся к цели, а удаляемся от нее. Думаю, что всем пойдет на пользу, если мы попробуем четко и ясно определить состояние дел на сегодня. И не по догадкам, а по фактам. Вот и все, что я хотел сказать.
Все посмотрели на Валландера. Выступление Пера не было для него неожиданностью, хотя в глубине души он хотел бы избежать этого разговора.
– Ты прав, – сказал он. – Нам надо понять, на каком мы свете. Хотя мы еще не дождались ответа экономистов.
– Чтение бухгалтерских книг вовсе не обязательно ведет к раскрытию убийства, – заметил Пер Окесон.
– Знаю, – сказал Валландер. – Но без этих данных мы не получим более или менее полную картину.
– А ее и нет, – понуро сказал Мартинссон. – Нет исчерпывающей картины. Вообще никакой картины нет.
Валландер почувствовал, что он обязан что-то предпринять, иначе ситуация станет неуправляемой. Чтобы собраться с мыслями, он предложил сделать пятиминутный перерыв и проветрить комнату. Когда они вновь собрались за столом, он был полон решимости.
– Я вижу перед собой примерную схему, – сказал он, – и вы все ее видите. Но давайте сначала условимся, что мы из этой схемы можем исключить. Психопат? Умный психопат, разумеется, вполне способен замаскировать убийство под автомобильную аварию. Но очевидный мотив не просматривается, к тому же убийство Стена Торстенссона совершенно не вяжется с убийством его отца. Как и мина в саду фру Дюнер. Как и попытка взорвать меня в машине. Я говорю «меня», а не Анн Бритт Хёглунд, потому что это так и есть. И все эти события ведут нас к версии, в которой главную роль играет Фарнхольмский замок и Альфред Хардерберг. Давайте вернемся назад лет на пять, к тому дню, когда Густав Торстенссон начал работать на Альфреда Хардерберга.
Дверь открылась, и в комнату, стараясь не шуметь, вошел Бьорк. Должно быть, Пер Окесон во время короткого перерыва успел попросить его прийти.
– Итак, Густав Торстенссон начинает работать на Альфреда Хардерберга, – повторил Валландер. – Очень, кстати, необычное сотрудничество – можно только гадать, зачем международному магнату понадобился средней руки провинциальный адвокат. Можно предположить, что Хардерберг решил использовать недостаточную компетентность Густава Торстенссона в своих целях, чтобы при необходимости им манипулировать. Этого мы, разумеется, не знаем, я просто выдвигаю гипотезу. Но потом происходит что-то неожиданное. Густав Торстенссон начинает беспокоиться… или, скажем так, пребывает в подавленном настроении. И его сын, и секретарь не могут этого не заметить. Фру Дюнер даже показалось, что Густав был чем-то напуган. Параллельно с этим происходят другие события. Густав Торстенссон и Ларс Борман встречаются в клубе любителей иконографии. Все идет хорошо, но вдруг между ними начинается какой-то раздрай – и мы можем думать, что причиной этого раздрая является все тот же Хардерберг, поскольку его фигура угадывается за аферой в ландстинге… При этом остается самый важный вопрос: почему Густав Торстенссон начинает ни с того ни с сего вести себя странно? Скорее всего, обнаружил что-то в деятельности Хардерберга, что вывело его из себя. Я, например, не могу придумать другого объяснения. Может быть, это «что-то» сильно задело и Ларса Бормана. И вскоре Густав Торстенссон погибает в инсценированной автокатастрофе. Теперь, исходя из показаний Курта Стрёма, мы можем примерно восстановить ход событий. Вскоре после этого Стен Торстенссон находит меня в Скагене – и через несколько дней его тоже убивают. Стен явно чувствовал грозящую ему опасность, поэтому пытался замести следы – послал открытку якобы из Финляндии, хотя на самом деле поехал в Данию. И я совершенно убежден, что кто-то последовал за ним в Скаген. Кто-то видел, как мы встречались на берегу. Убийцы Густава Торстенссона не выпускали Стена из вида – они же не знали, успел старик рассказать что-нибудь сыну или нет. И они не знали, что Стен рассказал мне. Или фру Дюнер. Поэтому погиб Стен Торстенссон, поэтому взорвалась мина в саду фру Дюнер и поэтому взлетел на воздух мой автомобиль. Это, кстати, объясняет и то, что они наблюдают за мной, а не за кем-то еще. Все сходится на одном: на какую тайну наткнулся Густав Торстенссон? Может быть, эта тайна связана с загадочным пластмассовым контейнером в его машине. Может быть, нет – мы не знаем. Может быть, экономисты помогут нам что-то обнаружить. Никто не станет отрицать, что цепочка событий, начинающаяся с убийства Густава Торстенссона, выстраивается довольно логично. Стен Торстенссон подписал себе смертный приговор, когда поехал в Скаген. И за всем этим стоят Альфред Хардерберг и его империя. Ничего другого мы не видим.