Человек, который улыбался
Шрифт:
– Давай я попробую.
Он огляделся, ища глазами Альфреда Хардерберга. В зале его не было. Он подбежал к большому окну, выходящему на летное поле.
И тут он его увидел.
Хардерберг поднимался по трапу в самолет. Вступил на последнюю ступеньку, пригнулся и вошел внутрь. Заскользила, закрываясь, блестящая дверь.
– Мы не успеем! – заорал он.
Он выскочил из здания вокзала и увидел, что служебная машина едет к воротам. Из последних сил он догнал ее и успел проскользнуть на летное поле до того, как ворота успели закрыться. Он беспомощно развел руками и огляделся. «Гольфстрим» тронулся с места и медленно поехал к взлетной полосе. Ему оставалось всего несколько сот метров. Потом он развернется, получит «добро» и взлетит.
Взгляд Валландера упал на небольшой трактор. Он забрался в кабину, запустил мотор и поехал к взлетной полосе. Посмотрел в зеркало и увидел, что за ним тянется длинный хвост из тележек для перевозки багажа. Но останавливаться и отцеплять их было некогда. «Гольфстрим» уже выруливал на старт. Он жал на газ изо всех сил.
Тележки за ним начали переворачиваться, когда он, чтобы сократить путь, поехал напрямую через зеленый газон между полосами.
Наконец он оказался на взлетной полосе. Тормозные следы садящихся самолетов оставили на ней длинные угольно-черные полосы. Он гнал прямо к «Гольфстриму», нос которого был направлен прямо на него. Когда ему оставалось метров двести, самолет начал двигаться, но он уже понимал, что успел. Самолет не сможет набрать нужную скорость. Они вынуждены будут остановиться, чтобы не столкнуться с трактором.
Он хотел затормозить, но вдруг понял, что не знает, как это сделать. Он давил на все педали и жал на все кнопки, но трактор продолжал двигаться, приближаясь к самолету. Скорость была невелика, но все же достаточная, чтобы расквасить нос «Гольфстриму». Валландер спрыгнул с трактора. Тележки, многие из которых опрокинулись, тащились за трактором.
Пилот выключил двигатели, опасаясь пожара. Валландер, стукнувшийся обо что-то во время прыжка, с трудом поднялся с земли. Кровь заливала ему глаза, и он видел все происходящее как в тумане. Зачем-то, он сам не мог объяснить – зачем, он все еще сжимал в руке пистолет.
Дверца самолета открылась, на землю спустился трап. Позади себя Валландер услышал нарастающий вой полицейских сирен.
Он ждал.
Альфред Хардерберг спустился по трапу и остановился на бетонной полосе.
Что-то в нем изменилось.
Сначала Валландер не мог сообразить, что именно, но потом понял.
Улыбка исчезла.
Анн Бритт выпрыгнула из первой же подъехавшей машины. Валландер пытался вытереть кровь с глаз краем порванной рубашки.
– Ты ранен? – спросила она.
Он молча покачал головой. В момент прыжка он сильно прикусил язык, поэтому ему было трудно говорить.
– Теперь, может быть, ты позвонишь Бьорку?
Он посмотрел на нее долгим взглядом:
– Нет. Бьорку позвонишь ты. И Хардербергом займешься тоже ты, – сказал он и пошел прочь.
– Куда ты? – крикнула она вслед.
– Поеду домой и лягу. Я очень устал, и мне очень тошно. Несмотря на то, что все кончилось хорошо.
В его голосе было что-то, что заставило ее воздержаться от дальнейших расспросов.
Он медленно шагал по летному полю, и никому даже в голову не пришло его остановить.
18
Утром во вторник 23 декабря Валландер направился на Эстерпортторг и, стесняясь, купил елку. Никаких шансов на снег к Рождеству 1993 года в Сконе не было – стоял густой туман. Он долго ходил в нерешительности и выбрал в конце концов совсем маленькую елочку, чтобы ее можно было поставить на стол. Вернувшись домой, он долго и безуспешно искал подставку – помнилось, была где-то, но он перерыл весь дом и так и не нашел. Видимо, исчезла в суете дележа имущества после развода с Моной. Потом он сел за стол и составил список покупок. Последние годы жизнь его была настолько сумбурной и аскетичной, что в доме почти ничего не было. Список занял целую страницу в большом блокноте. Перевернув лист, он вдруг увидел, что там уже есть запись. Всего одно имя.
Стен Торстенссон.
Он тут же вспомнил, как два месяца назад, в начале ноября, он сидел за этим же столом и на глаза ему попался некролог в «Истадской смеси». За эти два месяца изменилось все, то ноябрьское утро принадлежало другой, давно ушедшей эпохе.
Альфред Хардерберг и его гориллы были арестованы. После праздников ему предстояло продолжить следствие по делу Хардерберга, и он знал, что оно, скорее всего, займет очень много времени.
«Интересно, что теперь будет с Фарнхольмским замком?» – рассеянно подумал он.
Надо будет позвонить Стену Видену и спросить, как чувствует себя София после всех выпавших на ее долю передряг.
Валландер встал, зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Он похудел и постарел. Никому и в голову не придет сомневаться, что ему скоро пятьдесят. Он оскалился, внимательно осмотрел зубы и остался недоволен. Надо будет сразу после праздников сходить к дантисту. Приняв это решение, он вернулся в кухню, вычеркнул из блокнота фамилию Стена Торстенссона и продолжил составлять список покупок.
Потом он три часа бегал под дождем из магазина в магазин и покупал все по списку. Дважды пришлось снимать деньги в банкомате – все, что ему было необходимо, стоило почему-то очень дорого. В час дня Валландер втащил в квартиру последний пакет и уселся проверять, все ли куплено.
Не успел он приступить к делу, как затрещал телефон. Со службы не должны были звонить – он взял несколько дней выходных. Но тем не менее это была Анн Бритт Хёглунд.
– Я знаю, что у тебя выходной, – сказала она, – и не стала бы звонить по пустякам.
– Когда я начинал работать, первое, чему мне пришлось научиться, что у полицейских выходных не бывает, – ответил Валландер. – А что по этому поводу думают в Школе полиции?
– Профессор Перссон говорил как-то об этом, но, честно говоря, не помню, что именно.
– А что случилось?
– Я звоню из кабинета Сведберга. У меня сидит фру Дюнер, она утверждает, что ей необходимо с тобой встретиться.
– Зачем?
– Не говорит. Скажет только тебе.
Валландер не стал долго размышлять: