Человек перед Богом
Шрифт:
Мой духовник учил меня так выполнять вечернее и утреннее молитвенное правило: встань перед Богом, закрой глаза, зная, что Он невидимо тут и что никакие видимые подпорки не помогут, а наоборот, рассеют внимание; постой безмолвно в Его присутствии, сознавая Его величие, но также и Его любовь; затем перекрестись со всем вниманием, исповедуя свою веру этим крестным знамением (попутно напомню здесь, что православное знамение креста делают, сложив вместе три первых пальца в исповедание нашей веры в Святую Троицу и согнув к ладони другие два пальца в память Божественной и человеческой природ во Христе). Обычно мы исповедуем свою веру Богу, ангелам, святым и самим себе. Но бывают обстоятельства, когда крестное знамение перед лицом ненависти к Богу — единственное, что мы можем сделать; и тогда оно означает, что мы берем на себя крест. И вот: перекрестись — и постой спокойно; затем произнеси одну фразу молитвы, неслышно, собранно, не стараясь возбудить в себе никаких эмоций, но со всем убеждением, отзываясь сердцем на произносимые слова: Благословен
Но он не может быть ни устойчивым, ни собранным, если мы пытаемся уловить Божественное присутствие вне самих себя. И тут, мне кажется, тоже очень важно не говорить Богу неправдивых слов; не только таких, которые не выражают нашего чувства или нашего опыта, но и таких слов, в которые мы не можем поверить, что они — правда. И некоторые духовные писатели советуют произнести такие слова, а затем остановиться и сказать Богу: Господи, я произнес слова, которые превосходят меня; они, конечно, правдивы, потому что они выражают опыт людей, которые больше меня, но я не могу отождествлять себя с ними. Прости мою нечуткость, мою слепоту, помоги мне понять их… И если мы знаем, который из святых отчеканил слова той или иной молитвы, мы можем обратиться к нему и сказать: я говорил твоими словами, они выражают твой опыт Бога и самого себя, который далеко превосходит мой опыт. Помолись обо мне! Если можешь, просвети мое понимание. Прими эту мою молитву и принеси ее Богу… И если мы будем так молиться, не беспокоясь о том, прочитали ли мы все положенные молитвы, вероятно, окажется, что мы прочитали всего несколько срок. Но когда-то однажды мы обнаружим, что подлинно погрузившись так в одну молитву за другой, мы слились с ними, они стали нашей правдой… Это также предполагает, что, если мы прочитали только небольшую часть правила, на следующий день мы начнем с того места, где остановились вчера. И так, день за днем — или месяц за месяцем, это совершенно неважно, — мы пройдем через все молитвенное правило. Главное — запечатлеть слова молитв в своем уме, запечатлеть их в своем сердце, научиться справляться с физической и с общей неустойчивостью так, чтобы в конце концов можно было стоять перед Богом часами, не замечая времени.
У Иоанна Лествичника есть замечательные слова. Он говорит: если твое внимание отвлеклось от слов молитвы, верни его в ту точку, где ты потерял молитву, и повтори эти слова. И повторяй их, пока не сможешь произнести их от всего ума и сердца. И он говорит — и, я думаю, это следует помнить, — что рассеянность может быть вызвана отсутствием у нас выучки, но она может быть и искушением извне. Но, — говорит он, — если мы проявим постоянство, то даже искушение научит нас молиться гораздо усерднее.
Вот один из способов, которым можно собрать свой ум и сердце, и волю и воссоединить их с нашим физическим существом, так что не только какая-то доля нас самих, но все наше существо предстоит Богу и поклоняется Ему. Как апостол Павел говорит, чтобы мы прославляли Бога и в душах наших, и в телах наших (1 Кор. 6, 20).
И далее — верность, которой Христос ожидает от нас как от Своих учеников, постоянство в нашем делании, верность заповедям, которые Он дал нам. Не законническая верность — будто мы будем судимы за само нарушение заповедей или невыполнение их; но если Его заповеди не станут для нас вторым естеством, если они не вытеснят постепенно нашу первую падшую природу и не станут для нас нашей новой природой, мы никогда не станем способными действовать заодно с волей Божией изнутри самих себя. Иначе говоря, настолько слиться с Божественной волей, Божиими мыслями, Божиим сердцем, чтобы стать едиными с Богом во Христе.
Вот, в каком-то смысле, простой способ научиться молиться и научиться жить убежденно, преданно и устойчиво. Остальное — Божие дело. И в этом заключается наша надежда. Наша надежда не в том, что мы можем так выдрессировать себя, что достигнем невозможного: общения с Богом, единства с Ним. Настроить музыкальный инструмент еще недостаточно, нужна еще рука, которая играла бы на нем. И рука эта — рука Божия. Наше дело — настроить инструмент настолько совершенно, насколько можем, и тогда исполнится и в нас слово, переданное апостолом Павлом: достаточно тебе благодати Моей; сила Моя проявляется, действует в немощи (2 Кор. 12, 9). Не в расслабленности, не
И вот, люди, держащиеся не-христианской веры, идут путем, который им указали их учителя и наставники. Мы же сделали христианство сводом нравственных законов, которые и нарушаем постоянно. И когда дело доходит до покаяния, мы каемся на этом уровне. Но не на этом уровне Бог ожидает нас и мы можем ждать встречи с Ним. В отношениях любви все дело в верности, в единстве ума и сердца, а не в выполнении или невыполнении чего бы то ни было.
Задумаемся над этим. Мы всего ожидаем от Бога; даем ли мы Ему возможность действительно что-то сделать для нас? Являемся ли мы тем музыкальным инструментом, на котором Он, ради нас же самих, мог бы играть мелодию? Подумаем об этом и принесем Ему наше покаяние и нашу надежду. Покаяться не значит оплакивать прошлое; покаяться значит повернуться лицом к Богу, взглянуть Ему в лицо, вслушаться в Его слова, восстановить отношения любви и взаимной верности. Вот почему, задумавшись над прошлым и настоящим, мы можем повернуться к Богу и сказать: Благослови меня сегодня положить новое начало!.. Но «сегодня» зависит от нас. Благословение от Бога, а решимость и готовность должны быть нашими.
Часть IV. ОТКРЫТОСТЬ
БРАК, МОНАШЕСТВО, ЦЕРКОВЬ
Брак как образ высшей радости
Мне был сделан целый ряд предложений, о чем бы нам сегодня поговорить; и между прочим меня просили поговорить о Церкви, а кроме того — о браке и о монашестве. И я хочу попробовать соединить в каком-то отношении эти две темы. Соединяются они в моем сознании следующим образом. Ничего в Церкви не может быть существенного, выражающего ее сущность, что не было бы одновременно выражением всей жизни церковной, то есть не только умозрительной, но и каждодневной жизни, делания и человеческого творчества. И вот, брак и монашество являются двумя аспектами церковной природы, церковной сущности. Брак и монашество не являются в церковном опыте просто образом жизни, какой выбирают одни или другие люди; брак и монашество являются как бы двумя сторонами, двумя выражениями, исчерпывающими собою, с определенной точки зрения, природу Церкви.
Если вы вчитываетесь в Ветхий, да и в Новый Завет, особенно в книгу Откровения, вы увидите, что образ брака является образом полноты жизни, завершенности, совершенства жизни. Брак представляется в этом отношении всеконечной победой любви, то есть предельным торжеством Бога, но не над человеком: Бог над человеком не торжествует, а торжеством Бога в самом человеке, осуществлением всей полноты и Божественной, и человеческой жизни. Ветхий Завет нам дает множество образов полноты, счастья, радости, блаженства в картинах брачной любви; а в Новом Завете, в книге Откровения, говорится о браке Агнца, о том соединении в любви — любви уже нерасторжимой, любви и победившей, и победоносной, — которая соединяет всю тварь с Богом.
И поэтому брак выражает собой нечто, что является сущностью церковной жизни: это чудо, это диво того, что Бог так возлюбил мир, что Своего Сына Единородного дал, чтобы мир был спасен (Ин. 3,16), чтобы мир обрел такую бездонную глубину, измерением которой является Сам Бог и только Бог.
А с другой стороны, Церковь выражается также образом Невесты Агнца. Вы, наверное, помните это выражение; некоторым оно кажется странным, почти мифологическим, почти сказочным. Что значит «невеста Агнца»? Невеста — та, кто сумела так полюбить, с такой цельностью, с такой неразделенностью полюбить, что она может последовать за любимым на край света, последовать за ним и в радость, и в горе, быть, где бы он ни оказался. Агнец же в выражении «невеста Агнца» — это Агнец заколения, тот Агнец, о Котором провозглашал святой Иоанн Креститель, когда увидел Христа: Вот Агнец Божий, Который берет на себя грех мира (Ин. 1,29); тот Агнец, Который в 52–53 главах пророчества Исаии назван Мужем скорбей. В конечном итоге, это Сын Божий, ставший сыном человеческим в действии Воплощения, которое Его сделало одним из нас, брачной любовью Божией к твари.
Но путь Агнца — это крестный путь; Муж скорбей, Христос, Агнец, о Котором говорит Ветхий Завет, предназначен к тому, чтобы свою жизнь отдать — отдать свободно, отдать по любви для того мира, для той твари, которую так возлюбил Бог, что отдал Его для спасения этой твари. А Невеста Агнца — это тварь, отвечающая на любовь Божию — любовью; любовью, готовой разделить с Богом воплотившимся, вошедшим в мир для смерти, и смерти крестной, всю Его земную судьбу.
В этом смысле в Церкви есть два совершенно различных аспекта. Она — чудо встречи Бога и человека, всей твари с Богом; она — чудо и ликование о том, что Бог так бесконечно близок и стал таким родным, таким своим. Один из Отцов Церкви говорит, что слово Бог гораздо менее значительно для нас, чем слово Отец, ибо слово Бог означает различие между нами и Им, слово Отец подчеркивает родство: мы — дети Его, мы Ему родные, мы Ему свои; и это чудо Божией любви, которая нам дается и на которую мы можем ликующе, радуясь, ответить, есть уже осуществление всего. Воплощение Христа — во времени, среди времени, пока еще история развивается и течет, но это уже ее полнота, осуществление; это уже победа, конец — это уже все.