Человек-пистолет
Шрифт:
— Что для меня важно? — удивился я.
— Да вот это самое — разумное и интеллигентное поведение!.. Это мой вам совет… Мне, повторяю, вы понравились. Вы ведь, по моим сведениям, никогда не состояли на учете в психоневрологическом диспансере? — спросил он напрямик.
— Не имел чести, — ответил я.
— Это очень, очень хорошо. А вы проходили когда-нибудь специальное обследование?
— Нет. А что?
— Вот это несколько хуже… Впрочем, вы не волнуйтесь. Это не то чтобы очень плохо…
— Я не волнуюсь. Я еще не сошел с ума, чтобы волноваться.
— Вот это
— Очень рад за вас, — усмехнулся я. — А какого рода данные к вам поступили и что за картина?
— Ну, своевременно вы об этом узнаете, а сейчас я затрудняюсь вам ответить по причине своей недостаточной компетентности…
Эта неуклюжая игра стала мне надоедать.
— Тогда выкладывайте свои предложения и до свидания, — резко сказал я.
Серей Павлович согласно кивнул, но еще медлил и смотрел на меня так, словно сомневался, а смогу ли я отнестись к его предложениям благоразумно. В свою очередь, я смотрел на него, словно пытался убедить в том, что он может нисколько не сомневаться в моем благоразумии… В конце концов выяснилось, что от меня требуется совсем немного: я должен положить в карман свой паспорт и отправиться вместе с ними в психиатрическую лечебницу.
— Это чистейшая формальность, — уверял Серей Павлович. — Это отнимет у нас каких-нибудь час-полтора, но зато все выяснится, и вы будете избавлены от дальнейших хлопот.
— Если это формальность, то зачем вообще ехать? — враждебно спросил я.
— Да что же мне вам объяснять?! Так уж у нас все устроено: вечно приходится соблюдать кучу ненужных формальностей, чтобы можно было спокойно жить. А в вашей ситуации это особенно важно, и не спорьте, раз уж вас угораздило… И повторяю, судя по тому впечатлению, какое вы производите на меня, вам совершенно не о чем беспокоиться. Это я вам как врач говорю. Будь моя воля, я бы вас и дергать не стал: написал бы свое заключение — и дело с концом… Однако вас пожелал осмотреть самолично профессор Копсевич, наше светило… Впрочем, это и к лучшему. Дело минутное, он у нас ас, заслуженный специалист, а у вас на руках будет железная справка… Вас привезут-отвезут, и через час-другой будете дома!
— Плевать я хотел на ваши справки.
— И опять, в принципе, правы… Но практически, раз уж механизм запущен, то остановить его можете только вы сами. Без вас никак не обойдется. Это вы должны понять. Не сейчас, так потом придется…
— Хорошо, — сказал я, — пусть потом. А сейчас у меня другие планы. Сейчас я намерен с вами распрощаться и выпить кофе.
— Говорю же, — улыбнулся Сергей Павлович терпеливо, — мы вас и отвезем, и привезем, и будете спокойно пить ваш кофе…
— Что-то не хочется, — буркнул я.
— Это понятно, что не хочется! Да уж надо, надо сделать над собой такое усилие. А профессор Копсевич — это, я вам скажу, величина! С ним поговорить, побеседовать — одно удовольствие… Знаете, как бывает: иной раз не сделаешь над собой усилия, а потом и сам жалеешь.
Если бы я почувствовал в его тоне хотя бы намек на угрозу, на нажим, то, вероятно, сразу завелся, а там уж — не знаю, что было бы… Но он был предельно доброжелателен.
— У нас, знаете, как бывает, — объяснял он, — не может человек сделать над собой усилие, так уж приходится помогать ему специальными средствами. Но тогда складывается совсем другая картина, нежели если он по собственному желанию…
— Что за средства? Смирительная рубашка?
— Да там у нас много всякого разного… Но главное, что совсем другая картина, — повторил он. — Тут уж надо подумать!
— Надо, — согласился я.
— А профессор Копсевич — умница, отменный специалист…
Я подумал, какая кутерьма поднимется, если я окажу сопротивление. Картина действительно выйдет другая; и пока все выяснится, пожалуй, уж и лечить начнут… Маман, вероятно, только того и добивается… Но я не так глуп, как она думает. Не так-то просто спровоцировать меня на эксцесс. Пусть в конце концов этот несчастный профессор побеседует со мной, и маман сама окажется в идиотском положении!
— А разве профессор в это время еще на работе? — спохватился я подозрительно.
— О, вы не знаете профессора Копсевича! — воскликнул Сергей Павлович. — Когда речь идет о здоровье и счастье людей, для него не существует времени! Сейчас же он с вами и побеседует!
— Стало быть, сам профессор… — пробормотал я для собственного успокоения.
— Сам! Сам!
Так или иначе, но я согласился и в сопровождении Сергея Павловича-врача, Петровича-медбрата да еще Юры-водителя, которого не успел толком разглядеть — только произвела впечатление его мощная шея, — я добровольно прибыл в лечебное учреждение.
Тускло освещенными переходами меня провели в отделение (причем Сергей Павлович отпер дверь отделения своим ключом, а затем, когда мы вошли, тут же запер) и подвели к столу с регистрационными журналами.
По коридору неспешно прогуливались больные.
— Это сумасшедшие? — не без благоговейного ужаса полюбопытствовал я шепотом у Сергея Павловича, ощущая себя в экзотической обстановке.
— Сумасшедшие, сумасшедшие, — небрежно процедил он сквозь зубы и, надев белый халат и усевшись за стол, разложил перед собой историю болезни, на обложке которой я успел прочитать свою фамилию.
Я хотел было еще кое о чем у него полюбопытствовать, но его прежний доверительный тон и разговорчивость сменились холодной, профессиональной деловитостью (да и его белый халат на меня действовал). Я решил не вязаться с вопросами, он же лаконично уточнил у меня некоторые анкетные данные, а затем долго что-то записывал в историю болезни… Что он там обо мне фиксировал — неизвестно, но именно неизвестность меня и удручала.
— Да, — сказал Сергей Павлович, — дайте-ка ваш паспорт.
(Медбрат Петрович все это время сидел рядом, продолжая читать газету, и лишь изредка бросал короткие хмурые взгляды, но не на меня, а на дефилирующих сумасшедших… Так флегматичный пастух короткими, как бы невзначай, щелчками кнута поддерживает порядок в своем мирно пасущемся стаде…)