Человек-пистолет
Шрифт:
Я пил и опять совершенно не пьянел, а только удивлялся некоторым своим ощущениям. Например, я поймал себя на том, что периодически напрочь забываю о происшедшем вчера между мной и Жанкой. А когда вспоминаю, отношусь к этому как к чему-то такому потаенному, что хотя и имело место, но уже промелькнуло и больше никогда и ничем о себе не напомнит.
После обеда, во время которого муссировался главным образом вопрос о будущем желанном соседстве Валерия, снова подались на воздух и увидели, что соседи увлечены работой:
— Ей-богу, вы зря стараетесь! — тут же стал убеждать их Валерий. — Я ведь все равно буду здесь все перестраивать на свой вкус! Все эти ваши досточки-бревнышки я, конечно, похерю как архитектурные излишества времен военного коммунизма… В лучшем случае, — продолжал он, поощряемый усмехающейся маман, — я эту вашу хижину дяди Тома приколочу вон на ту березу: пусть в ней пернатые гнездятся…
— Молодой человек, вы думайте, что говорите! — возмутились супруги.
— А что я говорю? Я говорю: пусть пер… пернатые гнездятся!
— Не обращай внимания! — сказала жена мужу, который стоял с молотком в руке, бледный и дрожащий.
— Нет-нет! — запротестовал Валерий, возбужденно бороздя сугробы вдоль забора. — Я как раз па-апрашу внимания!
Было не понятно, говорит ли он серьезно или валяет дурака.
— Я намерен организовать здесь райский уголок, — распространялся он. — Не знаю как кому, но на мой вкус здесь совершенно необходимы лишь три вещи. Во-первых, эдакая отличная английская лужайка, чтобы валяться на траве. Во-вторых, большие качели или карусель, чтобы можно было качаться или крутиться. А в-третьих, роскошный фонтан, в котором в жаркий день можно было бы искупаться!.. Следовательно, — тут он обратился персонально к соседу, — если вы умный человек, то бросьте заколачивать свои гвозди как занятие бессмысленное и даже глупое… Но вот, я вам изложил свою программу! — торжественно закончил он.
Маман и Жанка, а также Игорь Евгеньевич зааплодировали. Валерий слегка поклонился в их сторону.
— Молодой человек, позвольте… — начали соседи.
— Вам же делаю добро! — перебил их Валерий. — Освобождаю от пожизненной каторги, от вечной возни со всеми вашими гвоздями, рядками, удобрениями… Вместо того чтобы положить остаток жизни в садоводческом товариществе за разведением несчастных огурцов, предлагаю вам приобрести на мои деньги туристические путевки за рубеж, поглядеть мир, чтобы было о чем вспомнить на старости лет! Я вот, между прочим, выезжал со своими комсомольцами за рубеж…
— А вы, молодой человек, не допускаете мысли, что нас может и не интересовать ваш «за рубеж», что у нас, может быть, своя программа насчет райского уголка?..
— У вас — своя программа?! — рассмеялся Валерии. — Не путайте, пожалуйста, свои пошлые, мещанские претензии с моей возвышенной и духовной программой! Очень вас прошу! — Состроив серьезную мину, он погрозил соседям пальцем. — Возьмите свою цену и угомонитесь наконец!..
— В самом деле, — дернулся сосед, — я вот сейчас вас молотком угомоню! И на том договоримся!
— Нахал! — неожиданно взорвался Валерий. — Да я сейчас тебя самого, козла, успокою. Я сейчас твою недостроенную хижину на твою недоделанную голову надену!
И он даже попытался перелезть через забор. Сосед с молотком хотел броситься навстречу, но удержала жена. Лора и я оттащили Валерия, который, впрочем, не особенно сопротивлялся и успокоился так же быстро, как разъярился.
— Как вам не стыдно! — еще и укорил соседа и сослуживца Игорь Евгеньевич.
Но тот лишь со злостью плюнул в снег,
— Патологический тип, — снова определила маман.
— Давайте веселиться, — предложил Валерий как ни в чем не бывало. — Все-таки праздник!
— Давайте веселиться, — согласились мы и отправились на прогулку за дачные участки — туда, где начинался редкий лесок.
Но дороге неожиданно затянули «Поедем, красотка, кататься!..», хотя никогда прежде потребности в пении, даже и в пьяном виде, в семействе не замечалось. В лесу по Валерьевой же инициативе принялись резвиться — оббивать с деревьев снег и валять друг друга в сугробах. Затем снова затеяли игру в снежки.
Среди всеобщей непринужденности и веселья я снова не рассчитал и снова, как на грех, заехал маман снежком в то же ухо, и на этот раз, несмотря на мои самые искренние извинения, она уже не смеялась, а, не помня себя от бешенства, стала крыть меня на весь лес.
Лора и Жанка замерли в растерянности. Я и сам растерялся. Игорь Евгеньевич гневно затопал ногами, надуваясь, но еще не зная, что сотворить.
Один Валерий не растерялся. Хохоча и тараторя какую-то чепуху, он запрыгал между нами, обнимая и успокаивая маман, — он подхватывал ее подмышки, приподнимал, тискал, кружил — а оказываясь около меня, шутливо порошил мне лицо снегом и приговаривал:
— Вот мы его тоже — и в ухо, и в нос, и по шее!..
Лора и Жанка опомнились и подключились успокаивать маман. Игорь Евгеньевич смягченно засопел, спуская пары. Валерий облапил меня и повалил в снег. Я стал ожесточенно вырываться; он отпустил меня и, поднявшись, снова возвратился к маман, которая еще бормотала проклятия в мой адрес, — она уже вполне пришла в себя после приступа неукротимой ярости, но не могла отказать себе в удовольствии еще несколько раз обозвать меня «шизофреником» и «подонком».
— А теперь поцелуйтесь и помиритесь! — потребовал Валерий и даже попытался подтащить меня к маман, процедившей что-то вроде: «Он еще у меня узнает свое место!»
— Целуй тещу, тебе говорят! — с шутливой строгостью приказал мне Валерий.
— Видеть не могу этого подонка, — сказала маман.
— Ну так мы его, может быть, еще поваляем! — предложил Валерий, подступая ко мне.
— Пусть на коленях просит прощения и обещает быть человеком, а не подонком, — сказала маман.
— Конечно, — засмеялся Валерий, — мы его сейчас же на колени!