Человек-пистолет
Шрифт:
Кроме того, мне очень хотелось понять, что изменилось во мне самом, что изменилось между нами, что изменилось в нашей жизни. Я не понимал этою. Я подумал, что, может быть, как-то неверно истолковываю реальность.
Получалось так, что я сначала делал, а потом думал. Нечувствительность Жанки сбивала меня с толку. Не слишком ли мало я вообще думаю?
— Как тебе поправилось? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она.
— Как так не знаешь? Ты что, ничего не чувствовала?
— Почему, чувствовала, — как-то туповато отозвалась Жанка,
Опять дурацкий выходил разговор. Я прикурил от окурка новую сигарету и умолк. «Скудоумие удивительное!» — подумал я о своих мыслительных способностях.
— Звонят, — толкнула меня Жанка, — открой!
Я машинально поднялся и, открыв, увидел Валерия, который слегка подался вперед, заглядывая через мое плечо и загребая взглядом все явное и скрытое содержимое квартиры, в том числе и Жанку, поливающую кетчупом яичницу с ветчиной, а также Жанкину туповатую ухмылочку на напомаженных губах, с которой та оглянулась на него.
— Тебя можно поздравить, старик? — покровительственно шепнул Валерий. — Все прошло нормально, без эксцессов?..
Не говоря ни слова, я отшвырнул сигарету и хотел съездить его кулаком по всезнающей роже; он отпрянул, и я захлопнул дверь.
Я медленно вернулся на кухню и, выдвинув ящик кухонного стола, потрогал в ожидании нового звонка небольшой туристский топорик, которым мы рубили мороженую рыбу и мясо. Если бы Валерий вздумал позвонить еще раз, я бы его, вероятно, этим топориком и прибил. Но он не позвонил, и я сел есть яичницу.
Жанка смотрела на меня с недоумением. Я понятия не имел, как и о чем мне теперь с ней говорить.
— О чем мы с тобой говорили?
— Не помню…
— Да, а что в школе? — вспомнил я.
— Ничего особенного, — беззаботно начала рассказывать Жанка. — Ледокол вызвала маман. Они вдвоем навалились на меня и воспитывали часа два. В понедельник будет обследование, и они требовали, чтобы я пообещала его пройти. Они мне так надоели, что я пообещала. Чтобы только отвязались. Теперь, конечно, никакого обследования им не видать.
— Вот это правильно… — пробормотал я, не испытывая никакого желания продолжать эту тему.
Что произошло? Зачем? Я рылся в памяти, но события, мысли, чувства разлезались, словно набухшие в воде страницы с каким-то странным текстом, и ничего нельзя было разобрать — я ничего не мог с этим поделать. Перебрасываться с Жанкой шуточками — это у меня получалось, но теперь, когда пришло время сказать что-то серьезное, я молчал. А может быть, в конце концов мне просто нечего ей сказать? Нечего друг другу сказать — и с этим тоже ничего не поделаешь… Это как если бы мы вошли в комнату с надеждой увидеть что-то чудесное, а комната оказалась пустой…
— Что будем делать? — спросил я.
— Не знаю… Мне домой пора. Маман разорется.
— Ну и пусть разорется, — сказал я, удивляясь тому, что се может сейчас беспокоить такое обстоятельство.
— Да, тебе легко говорить!
— Ну позвони, скажи, что ты у меня.
— Не говори глупости!
— Все равно Валерий доложит.
— Не доложит…
— Это почему?
— Так мне кажется.
— Ладно, — устало сказал я, — пойдем, провожу.
— Нет, не провожай, — снова возразила Жанка. — Чтобы вы подрались? Вдруг Валерий еще там? Вам не из-за чего драться.
— Как хочешь…
Надев шубу, Жанка подошла к телефону и набрала номер.
— Это я, маман… Не кричи! Я не шляюсь, я была в кино! «Детям до шестнадцати». А сейчас еду домой… Говорю тебе, уже еду!
Бросив трубку, Жанка наклонилась ко мне и подставила щеку. Я чмокнул ее, и она ушла, оставив меня одного.
Ничего более идиотского нельзя было придумать. Лора все не возвращалась… Потом, вероятно, был вечер, и была ночь.
Проснувшись в воскресенье утром, я лежал в постели и в ожидании, пока мысли станут яснее, разглядывал потолок. Мне припомнился вчерашний сон о том, как я пытаюсь выкарабкаться из глухой могильной ямы, как скребу ногтями мерзлый грунт… Около получаса я безуспешно старался отогнать прочь эту мерзейшую картинку и переключиться на что-нибудь другое, пока не услышал, как щелкнул замок входной двери, и не увидел, как в квартиру ввалились Валерий, Лора, маман, Игорь Евгеньевич и Жанка.
В первый момент меня прошиб озноб от страха: не связано ли их появление со вчерашним Жанкиным визитом ко мне и нашим грехом, однако…
Валерий подмигнул мне с выражением легкой укоризны, как бы говоря, что не держит зла, что остается моим другом. Голый под одеялом, я так растерялся, что пожал протянутую Валерием руку и даже позволил дружески потрепать себя по плечу.
— Привет, — сказала Лора и, подойдя, кратко, по-супружески поцеловала меня в губы.
— Привет, — кивнула Жанка.
— Так бы всю жизнь и провалялся в постели, — заметила мне маман.
— А вы что предлагаете? — осторожно поинтересовался я, пытаясь уяснить себе их намерения.
— Старик; — опережая маман, вмешался Валерий, — да ты по крайней мере давно уже должен быть на ногах, чтобы поздравить наших роскошных женщин по случаю Восьмого марта!
«Наших роскошных женщин… — мысленно повторил я за ним. — Вот сволочь!»
— Ах да, Восьмое марта…
Впрочем, в прошлом году в это время я действительно давно был на ногах и выстоял километровую очередь, чтобы подарить «нашим роскошным женщинам» по букету гвоздик…
Не слишком уютно я чувствовал себя в постели голым, все еще ожидая для себя каких-либо неприятностей, в то время как они неторопливо прохаживались по комнате и болтали. Однако из разговора наконец определенно выяснилось, что никаких неприятностей не предвидится, а приехали они, чтобы прихватить меня с собой на дачу, где они решили всей семьей отметить праздник.
— Надеюсь, ты поедешь с нами? — осведомилась Лора.
— Пожалуй, — согласился я без особого энтузиазма, но и не видя особых причин для отказа.