Человек, рисующий синие круги
Шрифт:
– Итак, Клеманс не выдержала и все рассказала?
– мягко спросил Адамберг у Матильды, усевшись в кресло боком.
Комиссар улыбался, склонив голову к плечу.
– Ей не пришлось, - сказала Матильда.
– Похоже, вы ее засыпали вопросами о ее жизни, потом о Реале. Ну и что все это значит, Адамберг?
– Это значит, что я полицейский, как мне кажется, - ответил Адамберг.
– Не засыпал я ее вопросами. Клеманс сама говорит без умолку, посвистывая сквозь зубки. Мне хотелось познакомиться с Реалем Лувенелем. Я как раз от него.
– Знаю, и это меня выводит из себя.
– Это нормально.
–
– Узнать, что вы наговорили в ресторане «Доден Буффан».
– Какая разница, боже мой?
– Изредка - совсем не часто, поверьте - у меня возникает непреодолимое желание узнать, что люди от меня скрывают. Вдобавок ко всему с момента публикации статьи в газете пятого округа для тех людей, кто хотел бы поближе подобраться к человеку с кругами, вы стали чем-то вроде липучки для мух. Значит, настало время заняться этим вплотную. Думаю, вы уже почти узнали, кто он. Я надеялся, что вы сообщили об этом в тот вечер и что Лувенель введет меня в курс дела.
– Я даже не могла себе представить, что вы способны на такое коварство.
Адамберг пожал плечами:
– А вы, госпожа Форестье? Помните, как вы пришли в комиссариат в первый раз? По-вашему, вы поступили честно?
– Выбора не было, - проворчала Матильда.
– Но вас-то все считают безупречным. И вдруг выясняется, что вы такой изворотливый.
– У меня тем более не было выбора. И потом, это правда, я человек изменчивый. Я все время меняюсь.
Адамберг сидел, склонив голову и подперев ее рукой. Матильда смотрела на него.
– Вот-вот, - снова заговорила она, - вы аморальны, вам бы проституткой работать.
– Этим я и занимаюсь, чтобы добыть нужные сведения.
– Сведения о чем?
– О нем. О человеке, рисующем синие круги.
– Вы будете разочарованы. Я сама придумала облик человека, рисующего круги, опираясь на воспоминания о других людях. У меня нет ни одного доказательства. Все - чистый вымысел.
– Мне приходится по кусочкам вытягивать из вас правду,- пробормотал Адамберг.
– На это уходит слишком много времени. Не могли бы вы мне просто сказать, кто он? Даже если вы снова что-нибудь выдумаете, мне все равно интересно.
– Моя история не имеет под собой реального основания. Человек, рисующий круги, напоминает мне одного мужчину, которого однажды, лет восемь назад, я довольно долго выслеживала, и было это в квартале Пигаль. Я наблюдала за ним в маленьком темном ресторане, куда он каждый день приходил завтракать в одиночестве. Он ел и одновременно работал, никогда не снимая плаща, завалив весь стол кипами книг и бумаг. И когда что-нибудь падало на пол, а это происходило постоянно, он наклонялся, придерживая полы плаща так аккуратно, словно это было подвенечное платье. Несколько раз заходила его жена со своим любовником, и они втроем пили кофе. Он производил впечатление несчастного человека, обреченного сносить унижения, чтобы сохранить в жизни хоть что-нибудь. Когда жена с любовником уходили, он уже был не в состоянии сдержать злобу и начинал ножом для мяса методично кромсать бумажную скатерть, что, по всей видимости, у него не слишком хорошо получалось. Я бы посоветовала ему выпить, но он был трезвенником.
В те дни я записала о нем в дневнике: «Маленький человечек, жаждущий власти, но не добившийся ее. Как он с этим справится?» Видите,
Однако когда я увидела человека, рисующего круги, увидела, как он присаживается на корточки, придерживая полы пальто, я вспомнила того типа. Однажды вечером я перелистала дневник и нашла страницы о человечке, жаждавшем власти, но не получившем ее; тогда я сказала себе: «Почему бы нет? Может, он нашел именно такое решение, чтобы добиться власти». Поскольку я существо поверхностное, таким выводом я и ограничилась. Вот видите, Адамберг, вы разочарованы. Не стоило труда под покровом тайны являться сначала ко мне, потом к Реалю, чтобы в итоге получить столь ничтожные сведения.
Однако теперь Матильда уже не сердилась.
– Почему вы мне это сразу не рассказали?
– Я не была уверена, что все именно так. Не была убеждена. Кроме того, вам известно, что я стараюсь оберегать человека, рисующего синие круги. Можно сказать, у него в жизни никого нет, кроме меня. Получается, у меня есть обязательства перед ним, и их надо выполнять. И потом, черт возьми, я всегда боялась, как бы мои записи не превратились в собрание доносов.
– Что ж, понятно, - заявил Адамберг.
– А почему вы его называете «жаждущим»? Забавно, но Лувенель тоже употребил в нашей беседе именно это слово. В любом случае, после ваших заявлений в ресторане «Доден Буффан» вы сделали себе чертовски шумную рекламу. Достаточно было обратиться к вам, чтобы узнать все остальное.
– Чего ради?
– Я вам уже говорил: мания человека с кругами служит подстрекательством к убийству.
Комиссар употребил слово «мания», чтобы не вдаваться в долгие объяснения, тем не менее он помнил рассуждения Веркора-Лори о том, что, в принципе, человек с кругами по признакам не может быть отнесен к категории маньяков. У Адамберга это вызывало чувство удовлетворения.
– У вас не было странных посетителей после той ночи в ресторане «Доден Буффан» и после появления статьи в газете?
– вновь принялся расспрашивать ее Адамберг.
– Нет, - ответила Матильда, - впрочем, правильнее было бы сказать, что у меня все посетители - странные.
– После того вечера вы еще когда-нибудь следили за человеком с кругами?
– Разумеется, и не один раз.
– Поблизости от вас никто не появлялся?
– Я ничего не заметила. На самом деле меня это не волновало.
– Ну а вы?
– повернувшись к Шарлю Рейе, спросил Адамберг.
– Вы-то что здесь делаете?
– Я пришел с мадам, господин комиссар.
– Зачем?
– Чтобы развлечься.
– Или чтобы разузнать побольше. А ведь мне говорили, что Матильда Форестье всегда ныряет в одиночестве, вопреки законам профессии. Обычно она не заботится о том, чтобы кто-нибудь ее сопровождал и защищал.
Слепой улыбнулся:
– Госпожа Форестье была в страшном гневе.
Она спросила меня, не хочу ли я пойти с ней и увидеть, что она здесь устроит. Я согласился. Отличная возможность хорошо провести остаток дня. Однако я тоже разочарован. Вы слишком быстро выбили Матильду из седла.