Человек с островов

Соколова Анюта

– И ничего он не страшный! – запротестовала я. – Светленький, голубоглазенький… Ямочки на щеках, вот!

Мысленно я дала себе пинка: переигрываю. Какие там ямочки – провалы, зубы через кожу можно пересчитать. Но лучше пусть льен Тодеш решит, что у меня извращённое чувство прекрасного, чем продолжит настаивать на вмешательстве Департамента. Доктор попрощался и ушёл, я развернулась – и натолкнулась на ухмылку Шена.

– Вы бесподобно притворяетесь, льена Юлика.

– А вы, кажется, собирались мыться, – невозмутимо отозвалась я.

– Непременно… Только хотелось бы понять, почему вы в меня так вцепились?

–

Купила по дешёвке, теперь радуюсь.

– О, нет, – он шагнул вперёд, мой взгляд упёрся в выпирающие ключицы. – Вы не выглядите меркантильной. Как, впрочем, и сострадательной. Но не это самое подозрительное, льена Юлика. Гораздо больше меня занимает вопрос – почему вы не испытываете страха? Я уже не немощный полутруп, мы одни в доме… Вы не боитесь?

– Нисколько. Допустим, вы меня изнасилуете, а дальше? Запрёте в комнате? Сами же и умрёте с голоду: картой без кода вы пользоваться не сможете, да и денег на ней немного. Оглушите и сбежите? Смешно. В Скироне вы никого не знаете, никто вам не поможет, посольства островов здесь нет. Даже если чудом доберётесь до порта, вас тут же схватит охрана. И получается, что причинять мне вред не в ваших интересах. Так почему я должна бояться?

– Вот это меня и тревожит, – Шен склонил голову к плечу. – Ваши рассуждения не подходят молодой девушке. Слишком хладнокровные, слишком логичные. Пожалуй, мне следует извиниться за глупое предположение о романтической подоплёке ваших поступков. Для вас я кто угодно, только не мужчина.

– Вы инго, – ответила намеренно грубо. – Разумеется, я не вижу в вас мужчину.

Теперь он рассмеялся.

– Как и я в вас – женщину. Вы всё время врёте, льена Юлика. Когда притворяетесь жестокой и когда объясняете свои поступки взбалмошностью. Готов поспорить: в вашей жизни нет ничего спонтанного и непреднамеренного. Даже сейчас вы так тщательно обдумываете свои слова, словно от этого зависит будущее империи, не меньше. До вас я вообще не встречал девушки, которая бы столько думала.

– Вам просто не везло.

– Возможно.

Он развернулся и ушёл. Я с облегчением выдохнула. Нет, если между нами и вспыхнет пылкое чувство, то это будет исключительно желание поубивать друг друга. Нужно действовать иначе, но как? Доверие – одна из тех вещей, которые не завоюешь силой. Шен не доверял мне, я ему, с неба сыпался бесконечный снег, а где-то за тысячу лиг отсюда корабли империи осаждали острова, потому что уязвлённое самолюбие было для императора важнее живых людей.

Хотелось завыть от отчаяния, вместо этого я направилась в гостиную. Свет зажигать не стала, включила визор, забралась с ногами на диван и постаралась отвлечься. Показывали какой-то популярный сериал из тех, что обожали сотрудницы канцелярии. Несчастная, но милая сиротка-инго попадала в дом к богатому и властному хозяину. Честная сиротка с первой же минуты начинала проявлять характер, всячески перечила своему господину и одновременно взывала к его совести – немыслимое сочетание, крайне редкое в реальности. Хозяин, конечно же, проникался к ней искренней симпатией, а потом и нежной любовью, скрытой под напускной грубостью и сарказмом. Дамы из канцелярии обсуждали сериал не первый день, поэтому я была в курсе происходящего.

Шен подошёл бесшумно, сел на другой конец дивана. В чёрной одежде он казался тенью, выделялись лишь светлые пятна головы

и рук. Я невольно отметила, что, несмотря на худобу и общую угловатость, островитянин обладает грацией: так двигаются хищные звери, когда охотятся. Минут десять он заставлял себя смотреть на экран, на одиннадцатой не выдержал:

– Льена Юлика, никогда не поверю, что вам такое нравится.

– Я тщетно пытаюсь понять, отчего другие приходят от этого в восторг. Мои коллеги сегодня утверждали, что героиня – образец женственности и бескорыстия.

– Вы так не считаете?

– Если под женственностью понимать привычку падать в обморок по десять раз на дню, причём обязательно в крепкие мужские объятия, а под бескорыстием – продать себя за деньги, то да, я с ними согласна.

– Никогда не теряли сознание?

– Всевышний миловал.

Из темноты донёсся приглушённый смешок.

– И собой торговать не стали бы?

– Смотря ради чего. Героине визокартины якобы пришлось обеспечивать свою семью.

– Эта причина кажется вам недостойной?

– Поддержать семью финансово можно и по-другому. Выучиться на экономиста, доктора, инженера, технолога. Образование в империи бесплатное. Но девушка выбрала быстрый и лёгкий путь. Причём она продала себя не пожилому дворнику или уборщику, а молодому богатому красавцу. Зачем тратить время на учёбу, если можно достигнуть всего и сразу? Гораздо проще проводить дни в праздности и под разговоры о всеобщем благе очаровывать своего господина.

– А на кого выучились вы, льена Юлика, раз вынуждены прозябать в отделе делопроизводства?

– На историка. Но мой диплом пылится уже четыре года. Я уже призналась, что ленива и предпочла работу поближе к дому.

– То есть семье нечего рассчитывать на вашу поддержку?

– У меня нет семьи, Шен. Родители погибли тринадцать лет назад, а Зея умерла в начале осени.

– Зея? – он вцепился в имя. – Ваша родственница?

– Инго. Бабушке подарили её на совершеннолетие. Они были лучшими подругами. После смерти бабушки Зея переселилась к нам, помогала маме по хозяйству.

– Странные вы, имперцы, – заледенел голос островитянина. – Называете рабов друзьями, но не желаете дать им свободу.

– С чего вы взяли, что не желаем? Ещё бабушка предлагала Зее гражданство, папа при мне несколько раз заводил этот разговор. Зея всегда отнекивалась. Она была степнячкой – из далёкого села на юге. Возвращаться домой не хотела, работать за жалование отказывалась наотрез, а жить в качестве нахлебницы не могла.

– Какая-то вывернутая логика. Вы же всё равно её содержали.

– Потому что к этому обязывал статус инго… – я запнулась и продолжила после долгой паузы: – Шен, как вы думаете, почему в огромном Кергаре нет нищих, бродяг, попрошаек?

– Их всех превращают в рабов?

– Далось вам это слово! – в сердцах выдохнула я. – Что за манера раскрашивать мир исключительно в чёрный и белый цвета!

– Не хуже, чем ваше стремление находить пристойные названия для мерзости! Инго – рабы, ваша собственность, бесправные вещи! Завтра вы можете продать меня, словно мебель, как диван, на котором мы сейчас сидим! Или заставить исполнять ваши прихоти, или наказать кнутом!

Я молча поднялась, сходила в кабинет отца, принесла приличных размеров книгу с золотым тиснением на переплёте и положила рядом с ним.