Человек, ставший Богом. Воскресение
Шрифт:
– Мы обращались к твоим людям с просьбой не перебивать Иисусу берцовые кости, и они сказали, что ты уже отдал такой приказ, – ответил Иосиф Аримафейский. – Что касается раны, она действительно не смертельная, но нам показалось, что этот человек умер, поскольку голова Мессии Иисуса опустилась на грудь.
«Мессия Иисус! В какую же безумную авантюру меня вовлекли! – подумал Пилат. – Надо же, Мессия! Меня, прокуратора Иудеи!»
– Кто еще кроме вас был там?
– Мы были одни.
– Мне говорили, что у него были преданные ученики.
Оба иудея пожали плечами.
– Этим утром старший из них, некий Симон-Петр, грелся около дверей Синедриона. Но когда его спросили, кто он такой, он сделал вид, будто не знаком с осужденным. Другой ученик, тоже находившийся в Иерусалиме, Иоанн, о котором
Пилат аккуратно поставил мысок сандалии на полоску цемента, разделявшую две мраморные плиты.
– С такими сторонниками… – начал прокуратор.
Не закончив фразы, Пилат повернулся к окну, одну из створок которого захлопнул ветер. Набухшие облака, казалось, готовы были рухнуть на землю, словно мертвые левиафаны. Раздался стук в дверь. Вошел секретарь, а за ним запыхавшийся солдат, с которого градом катился пот.
– Ваше превосходительство, этот человек, похоже, действительно умер.
– Он потерял много крови?
– Не очень, ваше превосходительство. Если не считать ран на руках и ногах. И небольшой узкой раны на боку. Но дождь мог смыть кровь.
– Кто находится на горе?
– Отряд, посланный вашим превосходительством. Однако там есть и другие люди, которые чего-то ожидают.
Пилат кивнул. Секретарь удалился и закрыл за собой дверь.
– Если он потерял немного крови, – задумчиво произнес Пилат, глядя на Иосифа Аримафейского и Никодима, – значит, я это знаю по собственному опыту, он оставался в живых после того, как его ранили. Иначе либо у него вообще не было бы кровотечения, либо из него, как из некоторых трупов, потекла бы черная вода. Хорошо, он ваш. Но держите меня в курсе событий!
Мнимая ночь уступила место настоящей. Ветер гнал тучи на запад.
– Я хочу немедленно пойти туда! – сказала Саломия своей бабке.
– Женщинам негоже ходить на Голгофу, – заявила Мария Клеопа, имея в виду совершенно голых мужчин на крестах. – Более того, о нем есть кому позаботиться. Если он жив, мы встретимся с ним позже.
Мария Лазаря молчала: она тоже искала предлог, чтобы отправиться на Голгофу. Но накануне Пасхи стражники непременно обратят внимание на женщин, проходящих черев Ефраимовы ворота.
– Я пойду одна, – сказала Саломия.
Она закуталась в накидку, поглубже надвинула капюшон и направилась к двери.
– Я пойду с тобой, – обронила, вставая, Мария Лазаря.
– Подождите! – воскликнула Мария Клеопа. – Хорошо, я тоже пойду с вами.
Она хлопнула в ладоши, и в комнату вошла рабыня.
– Принеси мне черную накидку, девушка, и скажи Хусейну, что он будет сопровождать нас, – мы идем за городские ворота.
Вскоре три женщины под охраной вооруженного нубийца направились к Ефраимовым воротам. Три тени, неслышно прокравшись вдоль ярко освещенного дворца Асмонеев, вышли за первые стены укрепления. Стражники, забившиеся в караульную из-за сильного холода, не заметили их. На Голгофе женщины замедлили шаг: в свете факелов они увидели три креста, тела мужчин, а также ястребов и стервятников, круживших в небе. Они остановились на некотором расстоянии, внимательно глядя на происходящее. На горе было около двух десятков мужчин, половину из которых составляли римские солдаты. Солдаты не теряли времени даром. Один из римлян под пристальными взглядами двух мужчин в накидках схватил клещи, вытащил гвоздь, пронзавший ноги Иисуса, и бросил его на землю. Затем он при помощи еще троих солдат приставил лестницу с левой стороны креста, взобрался на нее и выдернул гвоздь из правой руки Иисуса. Тело распятого упало на римлянина, поскольку удерживалось на кресте только гвоздем, пробившим левую руку. Трое помощников поспешили поддержать тело, ухватившись за ноги, которые висели всего в трех локтях от земли, поскольку крест был не очень высоким. Римлянин спустился и переставил лестницу. Затем он выдернул последний гвоздь и, стараясь сохранять равновесие и одновременно поддерживая руку Иисуса, осторожно спустился. Четыре человека опустили тело на землю. Один из двух зрителей в накидках нагнулся и припал ухом к груди распятого. Ветер унес слова, с которыми он обратился к солдатам. Но капюшон упал, и Мария Клеопа узнала мужчину: это был Иосиф Аримафейский. Другим человеком в накидке был Никодим Он развернул саван. Взяв Иисуса за ноги и под мышки, Иосиф Аримафейский и Никодим положили его на длинную полосу ткани, присыпали тело содержимым двух мешочков, которое издали походило на песок, а затем завернули его в саван. «Мирра и алоэ, – подумала Мария Клеопа, – чтобы не допустить гниения. Как будто это возможно! Хоть двадцать фунтов мирры и алоэ!» Однако они не подвязали ему подбородок и не закрыли лицо сударием! Мария Клеопа пребывала в растерянности. Умер ли Иисус на самом деле? Уж больно странно вели себя эти добровольные могильщики! Вне всякого сомнения, члены Синедриона знали, что перед тем, как положить тело на саван, его следует обмыть. И что надо подвязать подбородок! И что надо закрыть лицо сударием прежде, чем наглухо обмотать тело саваном! Да, они положили на глаза по серебряной монете, но… Мария Клеопа сощурилась, чтобы лучше видеть. Да, Никодим держал в руке сударий! Она толкнула локтем Марию Лазаря.
– Сударий… – выдохнула Мария Клеопа.
Мария Лазаря кивнула. Она тоже обратила внимание на столь странный ритуал. Римляне спускали с крестов других распятых. Иосиф Аримафейский, Никодим и командир римских солдат о чем-то посовещались. Двое солдат подняли тело, завернутое в саван, который, впрочем, не был зашит, вопреки обычаю, и направились к ближайшему кладбищу. Мария Клеопа продолжала что-то едва слышно бормотать. Почему они не закрыли лицо Иисуса сударием?
– А почему один из мужчин, которые заворачивали Иисуса в саван, дергал его за руку? – спросила Саломия, когда небольшая процессия прошла через Ефраимовы ворота в обратном направлении.
Мария Клеопа так и застыла на месте. Свет факелов выхватил ее огромные, густо обведенные сурьмой глаза, которые, казалось, о чем-то хотели сказать. Но уста так и не разомкнулись. Мария Клеопа была всего лишь старой царицей, утратившей последнюю возможность восполнить лишения своей длинной жизни – оплакать умершего Мессию – или радоваться, поскольку оставалась надежда, надежда надеяться.
На кладбище двое слуг ждали Иосифа Аримафейского и еще двое – Никодима. Они повели солдат, которые несли тело Иисуса, к гробнице, выбитой в скале, совершенно новой гробнице, расположенной в четверти часа пути от Голгофы. Эта гробница имела форму куба. В нее вел низкий сводчатый проем. Слуги подхватили тело Иисуса. Иосиф Аримафейский отдал солдатам туго набитый кошелек, взял один из факелов, которые до сих пор держали слуги, а потом взял еще один и протянул его Никодиму. Слуги вошли в гробницу и положили тело на одно из четырех каменных лож, выдолбленных в стенах. Никодим, по-прежнему державший в руках сударий, положил его около головы Иисуса. Они не стали читать молитву. Шестеро мужчин вышли наружу. Раздался скрежет. Это слуги подкатили большой круглый камень, голел, и закрыли им вход. Затем они приставили к нему плоский камень меньших размеров, дофек. Через два дня после Пасхи Каиафа придет сюда, чтобы запечатать гробницу. Едва слуги закончили, как вдруг неизвестно откуда появились охранники Храма.
– Приказ первосвященника, – сказал один из них. – Мы будем охранять гробницу.
Старая ласка хотела убедиться, что никто не похитит труп его врага. Иосиф Аримафейский пожал плечами. Бедный, бедный Каиафа! Шестеро мужчин двинулись в обратном направлении, освещая себе дорогу факелами. За ними следовали римляне. Они направлялись в трактир – осушить по кубку вина. Иосиф Аримафейский обернулся в последний раз. На Голгофе остался только один крест. Снимая двух преступников, солдаты просто перерезали веревки, связывавшие поперечный брус со столбом, И преступники упали на землю, оставаясь наполовину распятыми.
Вернувшись в Иерусалим, Иосиф Аримафейский и Никодим отпустили своих слуг, щедро вознаградив их. Но они не разошлись по домам, а продолжали стоять в тени дома Иосифа. Внимательно оглядевшись и убедившись, что на улице никого нет, Никодим прошептал:
– Его члены были гибкими.
– Я заметил, – откликнулся Иосиф Аримафейский. – И ты не закрыл ему лицо сударием.
– Но ведь и ты не зашил саван, – еле слышно сказал Никодим. – Его шея была теплой! И это при таком холоде!