Человек, ставший Богом. Воскресение
Шрифт:
– Скоро поднимется ветер, – сказал один из рыболовов, мужчина лет шестидесяти. – Возможно, мы сумеем добыть добрый улов.
И в самом деле, пламя факелов начало колыхаться сильнее. Заплясало даже пламя маяка, высившегося на моле.
Рыболовов было человек шесть-семь. На Еммануила они не обращали ни малейшего внимания.
– Ты идешь, Фома? – спросил один из рыболовов, свертывавший сети, в то время как двое других спускали лодку на воду.
– Я не рыболов, – ответил Фома. – И ты, Нафанаил, прекрасно об этом знаешь. Я умею лишь получать от рыбы наслаждение.
– И ты ешь угрей! [7] –
– И я ем угрей! – в тон Нафанаилу откликнулся Фома. – Наловите же для меня побольше угрей!
Фома встал и растворился в ночи, посмотрев на Еммануила с интересом, в отличие от остальных. Поднялся ветер, однако он дул не с севера, как предполагали рыболовы, а с северо-востока. Еммануил лег на землю, закутался в накидку и задремал.
Еммануил думал о Марии Лазаря. Что она делала в тот день в Еммаусе? Он заново учился ходить, опираясь на посох, в рощах, щедро залитых ярким светом летнего солнца. Она сидела. Вне всякого сомнения, она искала себе спутника. Или она искала его? По-прежнему ли она искала его как супруга? Никто не в состоянии разгадать помыслы женщин. Она заметила Еммануила и стала пристально вглядываться в него. Это было также лето ее жизни, и она боялась наступления осени. Она пригласила его сесть рядом. Но он продолжал стоять, опираясь на посох. Он решил поиграть с ней и спросил, ждет ли она своего возлюбленного. Она ответила, что ее возлюбленный исчез. Она искала его, но не знала, где следует искать. Его охватило смятение. Он сказал себе, что теперь, когда он возвращается к жизни, для бесконечного целибата нет ни малейших причин. В его жизни была только Сепфора. А ведь он мог обладать и другими женщинами. Кто такой мужчина без женщины? Аженщина без мужчины? Бесплодная виноградная лоза.
7
Религия запрещала иудеям есть угрей.
– Но ты уверена? – спросил он. – Неверный возлюбленный?
Он попытался не выдать охватившие его чувства.
– Нет, – ответила она. – Совершенный возлюбленный.
Он сбрил бороду и поэтому мог внимательно ее рассматривать, не опасаясь быть разоблаченным. Она не притворялась. Она действительно пребывала в печали и говорила о нем, словно некогда он делил с ней ложе, разделив свое тело пополам, как раскалывают миндаль для гостей. И тогда он крикнул:
– Мария!
Она вздрогнула, у нее перехватило дыхание, и она издала короткий крик, похожий на крик пика наслаждения, а потом вдруг почувствовала внезапную слабость. Она еще долго дрожала от ужаса, но постепенно успокоилась. Она подползла к нему, потрогала ноги. А затем поцеловала их.
– Не прикасайся ко мне, – сказал он.
Он был другим. Да, она любила одного человека, и этот человек стал другим. Он не был больше Мессией, да и не хотел быть таковым. Он хотел обладать женщиной, не имевшей памяти. И позднее, а именно вчера, он нашел такую, дочь рыболова, муж которой был равнодушным или бесплодным. Сегодня он вновь встретится с ней. Или завтра.
Он проснулся от предрассветного холода, растер ноги, по-прежнему ничего не чувствовавшие после сна, и умылся морской водой. Ветер стих, а небо было затянуто облаками. Неподалеку к берегу пристала лодка с безжизненным парусом. Та самая лодка которая вечером вышла в море. Четверо мужчин с обнаженными торсами спрыгнули в воду,
– Хорош ли улов? – крикнул Еммануил.
– Нет, – ответил Симон-Петр.
– Куда вы ходили?
– По направлению к Курси.
– Если вы, не теряя времени, отправитесь в Вифсаиду, вы наловите множество сазанов и щук.
Он говорил так уверенно, что они слегка растерялись и ничего не сказали в ответ, а только разглядывали его.
– Да что ты об этом знаешь? – наконец откликнулся Иоанн.
– Отправляйтесь, пока вода не замутилась, и расставьте сети недалеко от берега.
Они все еще колебались. Потом вытащили якорь, то и дело бросая на Еммануила недоверчивые взгляды. Иоанн, Иаков, Нафанаил и Филипп толкали лодку, пока вода не поднялась до подмышек а затем взобрались на нее и сели рядом с Симоном-Петром и Андреем. Они не сводили глаз с этого безбородого незнакомца, который утверждал, что знает, где рыба, пока тот не скрылся из виду.
Он совершил омовение, немного поел и принялся их ждать. Лодка находилась в сотне локтей от берега, когда Иоанн встал на нос, сомкнул руки перед собой, нырнул и поплыл вперед. Выйдя на берег, он даже не отдышавшись и не стряхнув с себя воду, бросился Еммануилу в ноги, в страстном порыве обнял их и встал только после того, как Еммануил опустил руку ему на голову, а затем немного приподнял за плечи, чтобы заключить в свои объятия. Молодой человек рыдал. Вокруг них стояли другие. Они касались лица и рук Еммануила, целовали его руки, которые он так и не снял с плеч Иоанна.
Иоанн никак не мог успокоиться. Из глаз всех остальных тоже лились слезы.
– Лодка может уплыть в открытое море, – сказал Еммануил. – Бросьте якорь. И вытащите свой улов.
Но Иоанн не пошел с ними. Он никак не мог оторваться от Еммануила.
Они вытащили сети, готовые лопнуть под тяжестью пойманной рыбы. Иоанн смотрел на них, а они, восхищенные, не знали, на что смотреть: то ли на богатый улов, то ли на вновь обретенного учителя. А вот Еммануил не смотрел на них. Его взгляд был похож на косые лучи заходящего солнца. Теперь, когда он нашел их, он их терял. Нет, он не чувствовал горечи и не упрекал их за то, что они бросили его. Просто они были людьми, обыкновенными людьми, которые ушли, потому что их жизням угрожала серьезная опасность. А теперь их переполняли разные чувства. Да и сам он был взволнован. Он их потерял, поскольку уже доживал тот короткий период, который был ему отведен в этой жизни.
– Разведите костер, – сказал Еммануил. – Мы пожарим немного рыбы. И найдите Фому.
Он дал Иуде несколько монет, чтобы тот, разыскивая человека из Дидима, купил хлеба.
Когда Фома пришел, почищенная и выпотрошенная рыба уже жарилась. Бедный Фома, снедаемый сомнениями!
– Ты действительно Иисус? – спросил Фома, наклоняясь к выбритому лицу того, кого называли Еммануилом.
Иисус показал свои запястья.
– А рана, рана на боку? – не унимался Фома.
Иисус приподнял платье. Под ребрами краснел тонкий шрам.
– Любите ли вы меня? – спросил он, прежде чем преломить хлеб.
Они сказали:
– Больше всего на свете.
– Пасите овец Моих. Кто веровать будет, спасен будет.
Закончив трапезу, они зарыли остатки еды в песок. На берег пришли другие рыболовы, чтобы полюбоваться столь богатым уловом.
– Почему ты вернулся? – спросил Фома.
– Разве я не назначил вам встречу в Галилее?