Человек, ставший Богом. Воскресение
Шрифт:
«Но как он узнал, что не умрет? – думал Фома. – Что не умрет на кресте?»
– Думайте о будущем. Когда вы были молоды, то препоясывались сами и ходили, куда хотели; а когда состаритесь, то прострете руки свои, и другой препояшет вас, и поведет, куда не хотите.
Начал моросить мелкий дождь. Костер догорал. Еммануил встал и оперся на посох. Он думал о том, что накануне сказал ему грек. О том, что он потерпел поражение.
Несомненно, несомненно. В Капернауме жизнь продолжалась, словно ничего и не произошло. Как и в других городах Палестины. Каиафа по-прежнему был первосвященником, а Храм по-прежнему стоял. И Отец хранил молчание.
Нет, нельзя было заставлять Отца вмешиваться в дела человеческие.
Еммануил сделал несколько шагов. Они смотрели на него, стоя вокруг догоравшего
Или у Отца были другие планы.
Еммануил обернулся и позвал Иоанна. Тот стремглав подбежал к нему.
– Моя мать жива?
– Да.
– Ты самый молодой. Позаботься о ней, словно она твоя мать.
Потом Еммануил позвал Фому. Он не смог сдержать улыбки глядя на этот бородатый комок сомнений и упрямой веры.
– Не позволяй себе более заблуждаться, Фома. Тело и душа образуют единое целое.
– Куда ты направляешься? – спросил Фома.
– Следуй моим словам, вот и все.
– Куда ты направляешься? Я иду за тобой от самой Антиохии и имею право знать.
– На восток.
Еммануил повернулся к остальным. Они подбежали к нему.
– Помните, конец есть начало.
Еммануил пошел вдоль берега. Они смотрели ему вслед до тех пор, пока он не повернул на дорогу, ведущую на север, в Хоразин и к озеру Мером.
– Значит, он восстал из царства мертвых, – прошептал Фома.
– Это мог сделать только Сын Божий, – сказал Симон-Петр.
Они рассортировали рыбу и, взвалив сети на плечи, пошли в город.
Послесловие
Когда я приступил к созданию этого произведения, меня весьма смущала его амбициозность, не говоря уже об объеме. И поэтому я решил, что каждый откровенно романический вымысел буду сопровождать примечанием. Однако очень скоро стало ясно, что число примечаний может превысить две тысячи и их написание потребует такого же труда, как и само произведение. Мой консультант господин Тэрон Рэн из Нью-Йорка высказался против столь объемного приложения, которое должно было занять почти четыреста страниц, причем набранных мелким шрифтом! И я решил избавить себя от того, что с успехом можно было принять за выставление напоказ моей эрудиции. В конце концов, произведение – это территория автора.
Тем не менее число примечаний, самых необходимых с моей точки зрения, росло с каждым годом. Их объем сопоставим с объемом этой книги. В них я прокомментировал и тот необычный факт, что два человека, пришедшие к Пилату за разрешением забрать тело Христа, являлись, как об этом пишут – весьма опрометчиво – Марк и Лука, членами Синедриона, и то, что Христос нес на Голгофу не крест, как утверждают евангелисты – если только переписчики их трудов не внесли изменения от себя лично, – а только перекладину этого орудия мучительной смерти, Я считал, что нужно подчеркнуть бросающиеся в глаза неправдоподобные места из Евангелий, такие как описание толпы, которая, требуя от Пилата послать Иисуса на смерть, заявляет, что у нее только один царь и царь этот – цезарь. Этот эпизод в корне противоречит историческим фактам, поскольку ни один простой иудей никогда не был допущен к представителю римского императора и уж тем более не мог кричать в его присутствии.
Многие из этих примечаний напоминают, что подавляющее большинство христианских комментариев жизни Иисуса представляют собой мозаичную картину заимствований, порой в неизменном виде, из других, более древних религий. Например, Добрым Пастырем называли Аполлона, бога, охранявшего стада, а затем Митру и Гермеса. Все эти три бога изображались с ягненком на плечах. Возможно, это мелкая, но весьма поучительная деталь. Я также подверг критическому анализу образ Симона-Петра. Нет ни малейших оснований считать этот образ краеугольным камнем Церкви и хранителем ключей от неба, поскольку эти символы были с простодушной непосредственностью заимствованы у приверженцев Митры, которые почитали Божественную скалу Петра и вручили Митре ключи от неба как символ его власти. Возможно, когда-нибудь я опубликую эти примечания отдельным изданием. И тогда читатели узнают, что в Книге Мертвых – весьма любопытный факт! – хранителя ключей от неба звали Петра…
И все-таки я хочу сразу сказать, что писал
Главная трудность заключалась в том, что надо было привести в соответствие исторические данные, имеющиеся в нашем распоряжении, догмы христианской традиции и постулаты многочисленных религиозных течений Средиземноморья.
За последние примерно пятьдесят лет накопилось очень много новых исторических, я бы сказал, светских данных, прямо и косвенно касающихся Иисуса. Главное место среди них занимают так называемые Рукописи Мертвого моря, первые свитки которых были найдены в 1949 году неким пастухом и судьба которых овеяна романтическим ореолом. Действительно, не только хранение и толкование этих рукописей стало серьезной технической и филологической проблемами» но сам процесс их поиска порой напоминает сюжет детективного романа, как об этом весьма увлекательно поведали Эдмунд Вильсон в книге «Israel and the Dead See Scrolls»(«Израиль и Рукописи Мертвого моря») и Джон Аллегро в книге «The Dead See Scrolls – An appraisal»(«Рукописи Мертвого моря – Оценка»). Самый большой риск, которому довольно часто подвергаются бесценные археологические сокровища, – это, безусловно, сам факт их обнаружения!
Удивительнее всего то, что в течение почти сорока лет после обнаружения и окончания расшифровки свитков было опубликовано не более двадцати процентов от общего объема текстов. Всезнают, что рукописи существуют, но очень мало кому известно их содержание. И если бы кардинал Жан Даньелу не опубликовал свой скромный труд, отличающийся удивительным свободомыслием, таких людей было бы еще меньше. Однако этот заговор молчания вокруг Рукописей Мертвого моря легко – если, конечно, в данной области есть что-либо легкое – объяснить: они свидетельствуют, с ничтожной поправкой на ошибку, которая кажется нам смешной, что значительная часть учения Иисуса и сама структура этого учения уже существовали до его появления, то есть, если говорить коротко, что является привилегией непосвященных, Иисус находился под сильным влиянием учения вождей ессейского сообщества Кумрана. Это свидетельствует о том, что переход от иудаизма к христианству осуществлялся под влиянием милленаризма одной из иудейских сект, которая возникала примерно за 150 лет до наступления новой эры и прекратила свое существование при осаде Масады или, во всяком случае, не позже конца I столетия. И наконец, это предполагает, что цезура между иудаизмом и христианством является мифом, который усиленно распространялся на протяжении последних двадцати столетий, но не стал от этого древнее.
Другой важной находкой, на которую опирался автор этой книги, является Евангелие от Фомы. Оно было обнаружено в 1945 году в Хаг Хаммади, в Верхнем Египте, но осмотрительные ученые и исследователи тут же окружили его плотной завесой тайны. Если бы не замечательные работы Анри Пюэка, опубликованные в 1978 году в сборнике под названием «En qu^ete de la Gnose»(«В поисках теории гностиков»), где дается подробный анализ Евангелия от Фомы и его импликаций, мало кто узнал бы, что изначально христианская традиция опиралась на учение гностиков, но впоследствии богословы старались не замечать и даже тщательно скрывать это. Другими словами, можно высказать предположение, что в окружении Иисуса или среди близкого круга его последователей находился по крайней мере один высокообразованный гностик, ярый противник догмата инкарнации. Так или иначе, Пятое Евангелие дает исчерпывающее представление о личности ученика Иисуса Фомы. По многим причинам исключительно философского характера, не говоря уже о скептицизме, которым проникнуты канонические Евангелия, я не верю, что греческий эпоним Фомы Дидим, Didumos,указывает, что он якобы был чьим-то близнецом. Я считаю, что Фома был родом из Дидима, где находилось одно из самых знаменитых святилищ античного мира.