Человек, упавший на Землю
Шрифт:
Где-то на середине его речи Канутти глубже вдвинулся в кресло, словно Брайс с силой вдавил его в мягкие поролоновые подушки.
– Наши лаборатории загружены под завязку, Нат, – объявил он наконец. – Сами знаете, у нас промышленных и оборонных проектов невпроворот. Почему не написать компании-производителю и не спросить, в чем там дело?
Брайс постарался сохранить спокойный голос.
– Уже писал. Они не отвечают. Никто и ничего о них не знает. В журналах ни строчки, даже в «Американской фотохимии». – Он сделал паузу. – Послушайте, профессор Канутти, мне нужна только лаборатория… Обойдусь без ассистента.
– Уолт. Уолт Канутти… Лаборатории перегружены, Нат. Координатор Джонсон подвесит меня за розовые ушки, если я…
– Послушайте… Уолт… это фундаментальное
Канутти, все так же утопая в кресле, нахмурился:
– Не стоит говорить о наших оборонных проектах в подобном тоне, Нат. Наши прикладные исследования…
– Ладно. Ладно. – Брайс боролся с собственным голосом, упрямо рвущимся в крик. – Убивать людей – главное. Часть национальной политики. Но эта пленка…
Канутти саркастически скривился:
– Послушайте меня, Нат. Вы собираетесь лезть в коммерческий процесс. Уже отлично отлаженный. Подумайте хорошенько: стоит ли кипятиться? Ну, необычная пленка. Так и отлично.
– Господи, – сказал Брайс. – Пленка более чем необычная. Вы химик; вы знаете химию лучше меня. Разве вы не понимаете, какую технологию это подразумевает? Соли бария и газообразный проявитель!.. – Он внезапно вспомнил про зажатую в кулаке пленку и вновь продемонстрировал ее, словно змею или священную реликвию. – Все равно как если бы… как если бы мы были пещерными людьми, ловили блох у себя под мышками и кто-то из нас нашел бы… моток детских пистонов…
Эта мысль поразила Брайса, словно удар под дых. Он на секунду умолк, думая: «Пресвятой Боже… моток пистонов!»
– …и бросил бы в огонь. Подумайте о традиции, о технической традиции, которая подготовила создание полоски бумаги с рядом аккуратных пуговок пороха, чтобы мы могли услышать хлоп, хлоп, хлоп! Или если бы древнему римлянину показали наручные часы, а он знал только солнечные…
Брайс не закончил сравнение, думая о пистонах, как те громко хлопали без всякого запаха пороха.
Канутти холодно улыбнулся.
– Что ж, Нат, вы очень красноречивы. Но я не стал бы заниматься проблемой, которую уже решила крепкая исследовательская команда. – Он попытался шуткой разрядить обстановку. – Вряд ли нас посетили люди из будущего. Тем более с единственной целью продать нам фотопленку.
Брайс встал, сжимая коробку с пленкой, и проговорил тихо:
– Крепкая исследовательская команда?! Насколько я могу судить по тому, что в пленке нет ни единой химической технологии, разработанной за сотню лет развития фотографии, процесс может быть хоть инопланетный. Или где-то в Кентукки прячется гений, который на следующей неделе начнет продавать нам вечные двигатели.
Внезапно Брайсу стало тошно от этого разговора. Он повернулся и пошел к двери.
Канутти сказал ему вслед спокойно, словно мать – выбегающему в истерике ребенку:
– На вашем месте, Нат, я бы не слишком распространялся об инопланетянах. Конечно, я понимаю, о чем вы…
– Разумеется, понимаете, – бросил Брайс, выходя.
Он поехал на монорельсе домой и начал приглядываться – а вернее, прислушиваться, нет ли где рядом мальчишек с пистонными пистолетиками…
Глава 6
Через пять минут после выхода из аэропорта он понял, что допустил серьезную ошибку. Каким бы спешным ни было дело, не стоило летом забираться так далеко на юг. С покупкой здания и организационными делами справился бы Фарнсуорт или кто-нибудь еще. Жара за тридцать, а его тело приспособлено к температурам до десяти градусов и физически не способно потеть. Он едва не потерял сознание на заднем сиденье лимузина, который вез его в центр Луисвилля, вдавливая по-прежнему чувствительное к земной гравитации тело в жесткое сиденье.
Тем не менее за два с лишним года на Земле и десять лет подготовки на Антее он научился превозмогать боль и усилием
Было около двенадцати дня, и некоторое время спустя он по телефону заказал в номер бутылку шабли и сыр. Вино он начал пить совсем недавно и с удовольствием обнаружил, что на него оно действует, по всей видимости, так же, как на землян. Вино оказалось хорошим, а вот сыр – немного резиновым. Ньютон включил телевизор, также основанный на патентах «У. Э. Корп.», и пересел в кресло, решив хотя бы приятно провести время, раз уж в такую жару делами заниматься не может.
Ему уже год не случалось включать телевизор; странно было снова смотреть его в неприлично роскошном, кричаще-модерновом гостиничном номере, так похожем на жилища частных детективов в телепостановках, – с шезлонгами, пустыми книжными полками, абстрактными картинами и пластиковыми мини-барами – здесь, в Луисвилле, штат Кентукки. Смотреть на движущиеся экранные фигурки земных мужчин и женщин, как много лет назад дома, на Антее. Он вспоминал о тех днях сейчас, потягивая холодное вино, откусывая сыр (чужая, странная пища), а прохладную комнату наполняло музыкальное сопровождение мелодрамы, и невнятные голоса из маленького громкоговорителя казались чувствительному инопланетному слуху гортанным бессмысленным бормотанием – каким, в сущности, и были. Они так отличались от мелодичной напевности его родного языка, хотя и произошли от него эпохи назад. Впервые за долгое время Ньютон разрешил себе вспомнить о плавной беседе старых антейских друзей, о хрупкой пище, которую он ел дома, о жене и детях. То ли из-за прохлады, такой успокоительной после езды по жаре, то ли от алкоголя, все еще чуждого его кровеносной системе, он впал в состояние, так похожее на человеческую ностальгию: сентиментальное, эгоистичное, горькое… Внезапно ему захотелось вновь услышать звуки родного языка, увидеть светлые цвета антейской почвы, вдохнуть сухой запах пустыни, услышать музыку Антеи, увидеть тонкие воздушные стены ее строений, пыль ее городов. И ему хотелось быть с женой; антейское сексуальное влечение, слабое и приглушенное, ощущалось как тихая настойчивая тяга. И внезапно, обведя взглядом комнату, серые стены и вульгарную мебель, он почувствовал отвращение и усталость от этого дешевого и чуждого мира, от крикливой, поверхностной и чувственной культуры, от скопища умных, назойливых, самовлюбленных обезьян, вульгарных и занятых только собой, в то время как их шаткая цивилизация падает, падает, подобно Лондонскому мосту [9] и всем прочим мостам.
9
Имеется в виду старинная английская детская песенка и песенная игра со словами «Лондонский мост падает, падает, падает» (London Bridge is falling down, falling down, falling down).
Он ощутил то, что уже иногда испытывал раньше: тяжелую апатию, невыносимое утомление от нескончаемого гомона этого беспокойного, алчного, деструктивного мира. Не лучше ли совсем отказаться от глупой, обреченной затеи, начатой двадцать с лишним лет назад? Он устало огляделся. Что он тут делает? Здесь, на чужой планете, третьей от Солнца, в сотне миллионов миль от дома? Он встал, выключил телевизор, снова опустился в кресло и продолжил пить вино, уже явственно чувствуя опьянение и совершенно этим не заботясь.