Человек воды
Шрифт:
Помните ту часть, где Туннель отрубает голову Хротрунду? А потом и голову Аксельту? Ну так вот, Трампер добавил от себя, что, кроме голов, она отрубила своим любовникам кое-что еще. В конце концов, это подходило к ситуации. Это подходило к самой истории, это подошло бы к образу Туннель, а больше всего это подходило Богусу. Он и вправду верил, что Туннель могла отрезать не только головы, но кое-что еще; в соответствии с этикетом литературы того времени, он был просто обязан дописать некоторые детали. Как бы там ни было, это принесло Богусу удовлетворение и дало возможность вложить свою творческую лепту в перевод.
Доктор Хольстер остался очень доволен переводом «Аксельта и Туннель».
— Какая роскошная работа! —
Последнее замечание не удивило Трампера. Однако он чувствовал себя немного смущенным из-за того, что больше всего Хольстер восторгался той частью, в которую Богус внес добавления. Но когда старый доктор предложил сделать примечания, чтобы подчеркнуть поступок Туннель, Богус отверг его предложение, ссылаясь на свое нежелание акцентировать на этом внимание.
— А та часть про угрей! — не унимался Хольстер. — Вы только подумайте! Она отрезала ему член! Просто нет слов — я не мог бы даже представить себе такое!
— А я мог бы, — заявил Богус Трампер, получивший степень.
Таким образом, он наконец-то хоть что-то закончил. Он упаковал вещи и просмотрел почту. Не зная, чем заняться, он чувствовал себя так, словно его пульс стал биться медленней, словно его кровь стала такой же густой и тягучей, как у рептилий.
От Тюльпен ничего больше не приходило. Его мать сообщала ему о язве отца. Богус почувствовал себя немного виноватым и решил что-нибудь послать им. После некоторых раздумий он пошел в магазин мясных деликатесов и купил родителям первоклассной амишской ветчины. Только потом он спохватился, что ветчина, должно быть, противопоказана отцовской язве, и поспешил послать письмо с извинениями.
Ему в очередной раз написал Коут. Бигги родила восьмифунтовую девочку, которую назвали Анна Беннетт. Еще одна Анна. Пытаясь представить себе младенца, Трампер неожиданно вспомнил, что ветчина, которую он отправил отцу, весила тоже восемь фунтов. Но он так обрадовался за Бигги и Коута, что послал ветчины им тоже.
Он получил весточку от Ральфа. Типичное для него загадочное письмо. В нем не упоминалась брошенная Трампером карьера звукооператора, его бегство из «Ральф Пакер филмс, инк.», однако открыто говорилось, что Трамперу следует хотя бы навестить Тюльпен. К удивлению Трампера, большую часть письма Ральф потратил на описание девушки, с которой он теперь жил, некой Мэтью Эта девушка выглядела вовсе не «сладострастной» а очень даже «содержательной» натурой, и Ральф в конце добавил, что даже Тюльпен полюбила ее Трампер никак не мог взять в толк, что, черт возьми, происходит? Однако он догадался, зачем Ральф написал ему это письмо: Ральф хотел, чтобы Богус дал ему свое согласие на прокат фильма. «Облом» был закончен, и Трампер это знал.
Богус оставил письмо без ответа на несколько недель. Потом, как-то вечером, когда диссертация была закончена и он чувствовал себя особенно неприкаянным, он решил сходить в кино. Показывали фильм о летчике-гомосексуалисте, который боялся дождя. По какой-то оплошности он попал в постель к сочувствующей ему стюардессе, которую беспокоит его гомосексуализм и его боязнь плохой погоды. Определенно, он боится дождя из-за своего гомосексуализма. Трампер решил, что этот фильм — слезливая и отвратительная бредятина, как на нее ни посмотри, поэтому после фильма он отправил Ральфу телеграмму: «Ты имеешь мое разрешение» — и подписал: «Тамп-Тамп».
Двумя днями позже Трампер распрощался с доктором Хольстером.
— Gaf throgs! — сердечно пожелал ему Хольстер. — Gaf throgs!
Это была шутка из «Аксельта и Туннель». Когда жители королевства Така хотели поздравить друг друга с успешно проделанной работой — выигранной войной
Был прекрасный сентябрьский уик-энд с игрой в футбол, когда Трампер погрузил свой багаж и свой экземпляр диссертации на автобусной станции Айова-Сити. С ним остались его ученая степень и воспоминания о продаже брелков, значков и колокольчиков. Он решил, что ему пора заняться поисками работы. В конце концов, для чего тогда степень? Но время года для этого оказалось неподходящим: академический год только начался. В этом году он опоздал, а для следующего было еще слишком рано.
Ему хотелось съездить в Мэн, повидать новорожденную и побыть с Кольмом. Он знал, что ему там какое-то время будут рады, но жить с ними он бы не смог. Ему также хотелось в Нью-Йорк, повидаться с Тюльпен, но он не знал, как ему оправдываться перед ней. Он представлял себе, кем бы ему хотелось вернуться — триумфатором, излечившимся от рака больным. Но он никак не мог определить, чем был болен, когда сбежал от нее, поэтому он затруднялся сказать, излечился ли он.
Он потратил много времени на поиски карты Соединенных Штатов, прежде чем купил билет до Бостона. Он решил, что в пользу Бостона говорит многое: во-первых, возможность найти работу, а во-вторых, он никогда не был на родине Меррилла Овертарфа.
К тому же на карте Соединенных Штатов Бостон находился где-то приблизительно на середине пути между штатом Мэн и Нью-Йорком. «И на моей карте, — подумал он, — это приблизительно там, где я сейчас».
Глава 37
БЕЗУМСТВО ПУБЛИКИ, ОДОБРЕНИЕ КРИТИКИ И ВОСТОРЖЕННЫЕ ОТЗЫВЫ ОБ «ОБЛОМЕ»
«Варьете» провозглашало, что «последняя лента Ральфа Пакера несомненно является самой лучшей из так называемых фильмов андеграунда этого года.
Разумеется, подобное звание могло быть присуждено любому фильму с содержанием и стилем, но фильм Ральфа оказался еще и утонченным. Наконец-то он применил свой документальный подход к хорошо срежиссированной ситуации; наконец-то вместо группы он обратил взгляд на отдельных персонажей; а технически его работа исполнена, как всегда, хорошо. Следует признать, что не многих зрителей может заинтересовать герой Пакера, эгоцентричный и инертный, но…».
«Нью-Йорк тайме» писала: «…если нас ждет эра коммерчески успешных малобюджетных фильмов, то мы в нашей стране наконец-то можем отметить рождение на свет жизненно правдивого документального стиля, великолепные образцы которого демонстрировали нам канадцы на протяжении нескольких последних лет. И если мелкие, независимые производители фильмов смогут когда-нибудь получить широкий прокат и показать свою продукцию в главных кинотеатрах страны, то тогда ловкое трюкачество, которое Ральф Пакер блестяще продемонстрировал в своем „Обломе“, будет тиражироваться все чаще. Нельзя с уверенностью сказать, что это действительно новаторский или безупречный стиль, но Ральф Пакер прекрасно отточил свое мастерство. Однако, что касается сюжета Пакера, то он постоянно буксует. Пакер не развивает сюжет, он просто постоянно воспроизводит его…»
«Ньюсвик» называла фильм «тщательно отполированным, отточенным, искусным, иронизирующим над собой». Он якобы успешно маскируется под «банальное исследование психологии главного героя при помощи обрывочного монтажа, псевдоинтервью с первой женой героя, его нынешней подружкой и с сомнительными друзьями; а также с помощью вторжений самого главного персонажа, который притворятся, будто не желает иметь ничего общего с фильмом. Если бы это было правдой, то тогда бы он и в самом деле не был дураком. Фильм не только не доискивается до глубинной причины того, что делает героя таким раздражительным, но и сам перестает раздражать задолго до конца».