Человек войны
Шрифт:
Именно последний вошел почти во все книжки и военные энциклопедии благодаря фото, на котором вызванный в штаб майор оказался запечатлен хоть и с краю, но все же в компании генералов и даже маршала.
Через много лет после окончания войны свидетельства очевидцев, а также рассекреченные документы, все вернули « на круги своя» и вывели из тени подлинных героев Тархана – подполковника Главацкого, ставшего Героем Советского Союза еще за оборону Севастополя и отчаянных ребят из парашютно-десантной роты, среди которых
Задачу, которую поставили в штабе десантникам Главацкого, в равной степени можно было назвать как судьбоносной, так и самоубийственной.
После скрытой под покровом ночи высадки с моря в районе мыса Тархан, участникам операции предстояло совершить ряд очень рискованных действий.
Вначале молниеносно выйти в тыл первого из имеющихся здесь, четырех рубежей немецкой обороны. Затем оседлать несколько господствующих над местностью высот. И, в завершение, вступив в затяжной бой, оттянуть на себя как можно больше вражеских сил.
По поводу того, что после этого останется от отряда, у подполковника иллюзий не имелось
Однако действительность превзошла худшие ожидания.
Еще при погрузке, понимающе переглянувшись с флотскими ребятами, Дим невесело присвистнул. В море начинался шторм, а выделенные десанту низкобортные тендеры и мотоботы, на волну более двух баллов не тянули. Их валило с борта на борт и захлестывало. По-хорошему, весь караван из двух десятков маломерных судов, следовало поворачивать к причалам.
Но для высшего командования и представителя Ставки, это значило срыв всей операции. Утвержденной самим Верховным.
Такую самоубийственную дерзость не мог себе позволить ни один военачальник.
Даже многолетний сподвижник вождя – Ворошилов. Уж кто-кто, а он доподлинно знал, что такое – яростный взгляд рысьих глаз разгневанного Кобы.
И поэтому, прибыв поздней ночью на командный пункт Приморской армии в село Юратов Кут, маршал, как и все прочие, предпочел проигнорировать несколько запоздалое предупреждение метеослужбы о четырех бальном шторме.
К тому же в штабном воздухе родилась другая, ласкающая начальственный слух идея: шторм и попутный ветер, будут способствовать десанту, быстрее достичь района высадки.
Пройдет совсем немного времени, и именно этот штормовой ветер, понизив температуру воды до нулевой отметки, поднимет четырех бальные волны, которые станут захлестывать утлые десантные посудины.
В результате, так и не вступив в бой, на дно отправятся штабы и целые подразделения.
Уцелеют только те немногие, как Вонлярский, ожесточенно и умело вступив в борьбу за живучесть своих ненадежных судов. Они тесно рассядутся вдоль бортов спиной к морю и, развернув плащ-палатки, перекроют собственными телами путь разгулявшимся волнам. А ту воду, которая все же попадет через этот живой фальшборт, будут откачивать всем, что окажется под рукой, включая сапоги, котелки и каски.
И уже совсем не так, как планировалось – скрытно, ночью – а при свете зарождающегося дня, чудом уцелевшие бойцы прямо на глазах у противника начнут бросаться в ледяной прибой волн и выбегать на открытый берег.
А немцы их уже ждали. О том любезно предупредила своя же артиллерия, которая ровно час назад, не внеся коррективы в изменившуюся обстановку, формально отработала свое с позиций Отельной Приморской армии.
Теперь советский «Бог войны» бил по другим целям, перенеся огонь вглубь вражеских позиций.
Зато так и не подавленные до конца огневым налетом, четырнадцать немецких батарей, вместе с дюжиной врытых в землю танков, гвоздили по десанту изо всех стволов по заранее пристрелянным квадратам.
Если бы только это! С воздуха, завывая моторами, на десант обрушилась фашистская авиация.
Два десятка «юнкерсов», выстроившись над местом высадки в круг, стали безнаказанно бомбить и расстреливать моряков, не имевших средств противовоздушной обороны. От вставших на пути лавины взрывов и огня дрожали земля и море.
Место высадки и склон высоты, на которой вместе с другими, огрызаясь короткими очередями из ППШ и «дягтяревых»*, залегла штурмовая группа лейтенанта Кротова, которая хорошо просматривались с командного пункта армии в Юратовом Куте.
И уже не по связи, а своими собственными глазами маршал Ворошилов лицезрел в бинокль топорную работу своей артиллерии и не мог понять, куда подевались «сталинские соколы».
Вот уже двадцать минут, как те должны были барражировать в воздухе, над рвущимся вперед десантом.
Наконец, после зубодробительного разноса начальника авиации, над плацдармом появились советские «ястребки» завязав бой с пилотами «люфтваффе».
Моряки тут же воспользовались моментом и, поднявшись в атаку, завершили смертельный бросок на высоту 164.5, как она значилась на командных картах.
С криками «полундра!», в дыму и пламени, забросав траншеи гранатами, они обрушились туда, и завертелась человеческая мясорубка.
Враги стреляли друг друга в упор, крушили прикладами и рубили саперными лопатками. Кругом стоял дикий рев, слышался хруст костей и вопли раненых.
«Черная смерть» оказалась сильней и захватила всю первую линию обороны. С обустроенными блиндажами, капонирами и огневыми точками.
– Хорошо обосновались, гады, – прохрипел близкий друг Дима, Василий Перевозчиков, вытирая о штаны окровавленную финку, а тот отвалил в сторону рослого гренадера, перебросил с бруствера на другую сторону дымящий стволом МГ* и продернул в него змеистую ленту.
После гибели лейтенанта Кротова (того уже в траншее сразил шальной осколок), замкомвзвода принял на себя командование.