Человек закона
Шрифт:
— Заплатил?
— Золотой двадцатидолларовик. Сам давал ему сдачу. — Эд отъехал со стулом назад и поднялся. — Пора наводить чистоту. Дот не придет сегодня. Голова болит, или что там еще. Беда с подсобниками. Женский пол, как они больше всего нужны, сейчас хворать.
Борден Чантри вышел из ресторана на улицу. Следовало бы идти домой или хоть дать знать Бесс, что он вернулся. Вечно она нервничает, когда он уезжает ловить шантрапу, хотя пока что эта работа казалась менее опасной, чем возня с дикими лошадьми или лонгхорнами.
Сейчас он пойдет. Только сначала остановится
В старом сарае было сумрачно. Тело лежало на ветхом верстаке. Пахло прелым сеном, свет проникал сквозь многочисленные щели в стенах и кровле.
Большой Индеец сидел на полу, прислонившись к стене. Долговязый старик в жесткой черной шляпе с высокой тульей и пером, в черной рубашке и поношенных синих штанах, сшитых на кого-то поменьше.
Борден Чантри прошел по земляному полу, притрушенному соломой, и посмотрел сверху вниз на мертвеца.
А неплохо он выглядел при жизни… Лет тридцать — может, больше, может, меньше. Неряхой не назовешь. Лицо спокойное, твердое, потемневшее от солнца и ветра. Человек, привыкший много времени проводить на воле… и в седле. Не борец с алкоголем, это уж точно. Интерес Чантри вызвали шпоры покойника. Большие колесики густо усажены зубьями. Серебряные, с крохотными колокольчиками.
Таких в здешних местах днем с огнем не сыщешь. Юго-Восток, возможно Мексика либо Калифорния. Сейчас большая часть работников в округе — пришлые, из Вайоминга и Монтаны. Или еще из Канзаса.
Осторожно, чтобы не потревожить усопшего, он просмотрел карманы. Три золотых с орлами… горсть мелочи… красный бумажный носовой платок… документов никаких.
Сдвинув ремешок с ударника, вынул из кобуры шестизарядник покойного, понюхал ствол. Порохом не тянет, только ружейным маслом. Проверил цилиндр — пять пуль. Заряжен полностью: большинство людей, трясясь верхом, опускали ударник на пустую камеру. Так безопаснее. Чантри сам так делал.
Так… поединка со стрельбой не было. Из револьвера умершего огня не открывали, и сам он неприятностей не ждал — тот ремешок оставался на месте. Он бы его первым делом снял в обратном случае.
На рубашке близко к сердцу виднелась дырка от пули. Крови вокруг — всего ничего, но так бывает часто.
Борден Чантри снова оглядел тело, слегка нахмурившись. Что-то здесь не так. Что именно?
Рубашка! Она портит картину. Слишком велика, воротник болтается на шее. Конечно, если нужна рубашка — купишь, что есть… но тут другое. На этом остальная одежда сидит, точно влитая. Черные сапоги отделаны тиснением, серебряные шпоры отполированы, черные брюки из тонкого сукна пригнаны точно по фигуре, то же самое — замшевый жакет с бахромой, прекрасно выдубленный, белый почти. Этот человек заботился о своей внешности, отличался аккуратностью, не пренебрегал деталями — откуда же на нем взялась рубашка не по размеру?
Да ну, мало ли откуда. Время добраться, наконец, до дома. Чантри начал было засовывать револьвер обратно, потом присмотрелся еще раз.
Этот револьвер много времени провел в руках человека. И кобура пообносилась. Вычищена, в хорошем состоянии — но пообносилась заметно. Револьвер и кобура принадлежат тому, кто знает, как с ними обращаться, и должен хорошо стрелять.
— Большой Индеец, ты что думаешь по этому поводу?
Индеец встал.
— Хороший боец… сильный. Долго ехал, я думаю. Не пил. Нет запаха. Нет бутылки. Лицо сильное… чистое.
Борден задумчиво потер челюсть, в очередной раз оглядывая труп. Большому Индейцу все это не нравилось, ему самому — тоже. Что-то не вяжется одно с другим.
— Преступление, — сказал Большой Индеец. — Этот человек… не знал, что будут стрелять. Исподтишка, я думаю.
Раздосадованный Борден Чантри уставился в запыленный пол. Черт возьми, неужели его поджидают хлопоты? Не мог мертвец оказаться пьяным задирой, как он, Борден, рассчитывал.
Большой Индеец верит, что его застрелили из засады. Неожиданно, во всяком случае. Кто-то, кому покойный доверял? Но почему на улице? И кто? Ведь убитый — приезжий человек. Ехали следом?
Город был «одноуличный» — деловая улица, во всяком случае, была одна. Вдоль немногих боковых проулков и задних улиц стояли жилые дома.
Маленький беленький домик Борден снимал у Хайэта Джонсона. Квадратный дом, на четыре комнаты с изгородью из белых колышков вокруг, несколько футов лужайки, цветы, тщательно ухоженные и политые вручную, небольшой красный амбар и загон позади.
Налево за проулком было довольно большое пастбище, где ходило с дюжину коров и несколько лошадей. Борден Чантри всегда держал шестерку лошадей — своих лучших верховых — в загоне при амбаре.
Он пошел проулком и свернул в задние ворота. Поднимаясь по ступеням, услышал слабое постукивание посуды из кухни.
— Борден! Вернулся! — Бесс торопливо вышла к нему. Внимательно вгляделась в его лицо. — Тяжело было? Все удалось?
— Посадил вора в тюрьму. Лошадей возвратил владельцу.
— С тобой все в порядке? — Она держала его за руки и смотрела снизу вверх.
— Ну, ясно. Всего и дела было — раз плюнуть.
— Садись, вот кофе. Сейчас поджарю яичницу.
— Кофе выпью, но я уже завтракал, с Лэнгом. Там малость постреляли. Одного нашли на улице мертвым.
— Еще одного! О, Борден! Как бы я хотела… хотела бы уехать обратно на Восток. Не нужно, чтобы Том рос среди всей этой стрельбы и убийств. Сплошное насилие.
Этот спор тянулся издавна, и Борден ограничился тем, что пожал плечами.
— Ты вышла за владельца ранчо, Бесс, и, когда я сумею встать на ноги, буду хозяйствовать опять. Это моя страна, и здесь — мое место. А должность маршала… ну что же, кто-то должен ее занимать.
— Но почему обязательно ты? — не соглашалась Бесс.
— Я умею обходиться с револьвером, и об этом все знают. Более того, я умею обходиться и без него, об этом тоже все знают.