Человек. Образ и сущность 2015. Гуманитарные аспекты. Человек ощущающий: Перцепция в современном гуманитарном знании
Шрифт:
12. Lakoff G. Women, fire, and dangerous things. – Chicago: Univ. of Chicago press, 1987. – 631 p.
13. Lakoff G. The contemporary theory of metaphor / Ed. by Ortony A. // Metaphor and thought. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1993. – P. 202–251.
14. Lakoff G. The contemporary theory of metaphor // Cognitive linguistics: Basic readings / Ed. by. Geeraerts D. – B.: Walter de Gruyter, 2006. – P. 185–238.
15. N'u~nez R., Sweetser E. With the future behind them: Convergent evidence from Aymara language and gesture in the crosslinguistic comparison of spatial construals of time // Cognitive science. – 2006. – Vol. 30. – P. 1–49.
16. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches W"orterbuch. – Bern; M"unchen, 1959. – Bd 1. – 1183 S.
17. When time is not space: The social and linguistic construction of time intervals and temporal event relations in an Amazonian culture / Sinha C., Sinha V., Zinken J., Sampaio W. // Lang. a. cognition. – 2011. – Vol. 3. – P. 137–169.
Противопоставление
УДК 159.9.01; 81’23
В настоящей работе будут рассмотрены методологические основы теории перцептивной деятельности, сформировавшейся в отечественной психологии, а также имплицированные в этой теории средства анализа механизмов и приемов коммуникативного воздействия.
Ключевые слова: перцепция; перцептивная деятельность; методология; образ и процесс; коммуникативное воздействие.
In this article we consider methodological backgrounds of perceptual activity theory formed in Russian school of psychology. Also we discuss means to analyze mechanisms and strategies of persuasive communication implicated in this theory.
Keywords: perception; perceptual activity; methodology; image and process; persuasive communication.
Любая современная теория перцепции в скрытом или явном виде позиционирует себя в отношении к классической оппозиции внутреннего и внешнего, субъекта и объекта. Даже руководствуясь принципом активности субъекта, современный исследователь часто оказывается вынужден совершать, по меткому выражению Г. Риккерта, «прыжок через пропасть» между субъектом и объектом. Среди предпринимавшихся в науке попыток отказа от оппозиции «субъект – объект» достаточно продуктивной представляется попытка, предпринятая в русле психологической теории деятельности, мыслящей субъект-объектное пространство как континуум: «Онтологически первичен… не объектный мир и противополагаемый ему субъект (картезианская точка зрения), а единый континуум, в котором субъект взаимодействует с миром объектов» [Леонтьев, 2001, с. 262]. Но тогда и «…главное различение, лежавшее в основе классической картезианско-локковской психологии, – различение, с одной стороны, внешнего мира, мира протяжения, к которому относится и внешняя, телесная деятельность, а с другой – мира внутренних явлений и процессов сознания, – должно уступить свое место другому различению, с одной стороны, – предметной реальности и ее идеализированных, превращенных форм <…>, с другой стороны, – деятельности субъекта, включающей в себя как внешние, так и внутренние процессы» [Леонтьев, 1975, с. 99–100]. Поэтому «действительная противоположность» – это противоположность образа и процесса (безразлично внутреннего или внешнего), а не противоположность сознания предметному миру. Образ и процесс связаны динамическими отношениями и «бывают тождественными», при этом образ инертен, он «отстает от процесса» [Леонтьев, 2003, с. 368].
Рассматривая противопоставление «образ – процесс», следует упомянуть о двух близких идеях, возникших в отечественной философии. Во-первых, это утверждение Э.В. Ильенкова о том, что идеальное существует исключительно «во встречном движении» формы деятельности и формы вещи [Ильенков, 1962]. «Кардинальное отличие способа действия мыслящего тела от способа движения любого другого тела… заключается в том, что мыслящее тело активно строит (конструирует) форму (траекторию) своего движения в пространстве сообразно с формой (с конфигурацией и положением) другого тела, согласовывая форму своего движения (своего действия) с формой этого другого тела, причем любого» [Ильенков, 1974, с. 32]. Во-вторых, это идея М.К. Мамардашвили о различии между феноменом и явлением. «Условия, на которых мыслится, видится определенное содержание, не совпадают с экспликацией самого этого содержания. Есть еще неуловимый феномен существования содержания, который мы не замечаем, потому что мы через содержание видим мир» [Мамардашвили, 2008, с. 36]. Иначе говоря, следует различать представленное в сознании содержание (то, что явлено) и феноменальную ткань этого содержания (то, что «в действительности произошло»): чтобы существовал сознательный образ, субъектом должна производиться определенная «работа» (например, микродвижения глаз в ходе визуального восприятия предмета), которая, однако, заслоняется от сознания объективируемым в процессе этой «работы» предметным содержанием.
В теории перцептивной деятельности, разработанной А.Н. Леонтьевым и представителями его школы, ключевой категорией является категория образа мира. Образ мира понимается как отображение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными значениями и поддающееся сознательной рефлексии. «Мир презентирован отдельному человеку через систему предметных значений… Человек не “номинирует” чувственные образы предметов – предметные значения суть компонент этих образов, то, что их цементирует для человека…» [Леонтьев, 1997, с. 268–269]. Образ мира первичен по отношению к отдельным чувственным восприятиям: «…условием адекватности восприятия отдельного предмета является адекватное восприятие предметного мира в целом и отнесенности предмета к этому миру» [Зинченко, 1983, с. 149].
Образ мира амодален, так как по способу происхождения он соотносится не со стимулом, а с действиями субъекта в предметном мире [Зинченко, 1983, с. 147]. Но если образ формируется в ходе деятельности (а на втором шаге и руководит ею), то и восприятие предстает как активный процесс, в ходе которого реципирующая система уподобляется свойствам воздействующих на субъекта предметов (здесь можно вспомнить приведенные выше слова Э.В. Ильенкова о движении тела по форме другого тела). А.Н. Леонтьеву удалось экспериментально продемонстрировать, что уподобление процессов в реципирующей системе свойствам предмета (в ходе его «опробования», «прощупывания») является общим механизмом восприятия: моторные звенья реципирующей системы «не просто дополняют или усложняют конечный сенсорный эффект, но входят в число основных компонентов данной системы» [Леонтьев, 1959, с. 179]. Это положение, сформулированное полвека назад, подтверждается и современными когнитивными исследованиями, демонстрирующими активацию моторных систем мозга в ходе восприятия предмета: «…зрительно-моторные нейроны зон F5 и AIP активируются и при выполнении моторной задачи (хватание объекта), и при задаче пассивного наблюдения (без моторного компонента)… Другими словами, зрительный образ чашки есть только лишь предварительная форма действия, некий призыв к движениям руки, который… определяет ее функции и возможности для действия, которые она в себе заключает» [Риццолатти, Синигалья, 2012, с. 56].
В связи с этим становится понятной наиболее глубокая характеристика образа мира – его прогностическая направленность. Образ мира представляет собой не столько отображение прошлого и настоящего, сколько отражение будущего, т.е. систему ожиданий и прогнозов человека, совершающего те или иные действия. В этой системе ожиданий можно выделять различные уровни или слои [Смирнов, 1983, с. 152].
В известных психологических примерах слепой человек воспринимает не свою палку, а дорогу при помощи палки; хирург взаимодействует не со скальпелем, а с раной посредством скальпеля; палка или скальпель выступают здесь как средства или «органы» восприятия, которые не объективируются до тех пор, пока служат для объективации чего-то другого. Представим теперь, что слепой уткнулся палкой в стену и перестал ей двигать: восприятие немедленно прекратится, и человек не сможет понять, что перед ним стена (аналогичным образом прекращается визуальное восприятие предмета, когда прекращаются микродвижения глаз). Чтобы воспринимать, необходимо осуществлять определенную «работу», необходимо в буквальном смысле прощупывать реальность. Но воспринимаемым содержанием оказывается при этом не движение наших «органов», не наша «работа», а объект, на который эта «работа» направлена. Форма объекта выступает как форма самой этой «работы» (форма деятельности) и тем самым «цементирует», упорядочивает ее (процесс «живет» в образе в снятом виде).
Оговоримся, что, беря слово «орган» в кавычки, мы имеем в виду не органы восприятия в физическом смысле, а ментальные конструкции или схемы разной степени сложности, которые можно трактовать как формы активности субъекта (так, в приведенном примере с палкой в руке слепого «органом» в точном смысле является сенсомоторная схема, т.е. схема возможных или ожидаемых движений, осуществляемых при помощи палки). Здесь уместно сослаться на следующие слова М.К. Мамардашвили: «…для того чтобы испытать, действительно пережить какое-то живое чувство или живое восприятие, человек должен иметь, получить или создать сам, сотворить какую-то конструкцию, которая является органом, или средством, для человека испытать неорганические восприятия и чувства, которые он не мог бы испытать в результате функционирования своих естественных природных устройств» [Мамардашвили, 2008, с. 222]. Восприятие всегда опосредовано (а лучше сказать – опосредствовано) активностью соответствующих «органов»; в случае человеческого, сознательного восприятия в качестве таких «органов» или средств выступают созданные и интериоризованные человеком конструкции, различные компоненты или слои его образа мира (т.е. его системы ожиданий) – сенсомоторные схемы, предметные и вербальные значения, повседневные и научные теории, мифы.
Процесс восприятия выглядит достаточно просто до тех пор, пока мы рассматриваем его как процесс уподобления средства восприятия (т.е. «органа») форме воспринимаемого объекта. Однако в некоторых ситуациях воспринимаемыми (объективируемыми) оказываются сами средства восприятия (если палка в руке слепого поведет себя непредсказуемым образом, она тут же превратится в воспринимаемый объект): для восприятия средства как объекта должны опять-таки задействоваться другие средства, форма которых будет подчиняться форме этого объекта-средства.